Колыбельные неведомых улиц. Разговоры с бездомными об их жизни. Денис Станиславович Проданов

Чтение книги онлайн.

      Я-то думал, как в советское время: документы подал, трудовая у него осталась, паспорт. Я вышел, постоял, потупил, потупил. Беру от лопаты черенок, захожу туда, даю ему два раза в череп, а он даже сознание не теряет. Здоровый – ужас! Он вокруг стола за мной гоняется, а я с этой дубиной от него убегаю. Потом, думаю: надо ногу ломать. Ломаю ему ногу, он падает и меня вяжут менты. Вяжут менты, везут в отдел, дают пизды. Меня в отдел когда привезли в наручниках и вот заходят каждые пятнадцать минут. И бьют, и бьют, и бьют, и бьют. Я говорю: да сколько ж можно?

      А я взял наручники, через ноги их вытащил. И заходит этот [зам], я его так раз – душу. И из-за этого только главный приехал, Вовка, главный начальник отдела. Если б я его не придушил, всё. И они меня бьют, а я его держу, а наручники как они разорвут – никак. И он приехал, думал меня вообще убить. А оказывается, он меня знает: мне просто повезло. И спасибо Владимиру, он начальник отдела, а мы с ним на соревновании встречались по сухопутке в Ленинграде. И он говорит: о-о-о, да ты ж помнишь, ты же тогда первое место взял! Я говорю: да я уже и не помню тебя.

      И он меня отмазывает от этой херни, вытаскивает этого хохла и говорит: слышь, ты, а кто ты такой, бля? И достаёт такую кипу жалоб на него. Короче, всех москвичей, всех приезжих, всех россиян – он всех кидал, а своим оплачивал. И говорит: сколько ты ему должен? А тот сидит, башка-то не пробита, а кожа лопнутая, когда я черенком-то дал ему по башке. И говорит: сколько ты заработал? Я говорю: я договорился за двести. – Двести? Две тысячи, ты ему, сука, должен! Прикинь, вот я тогда первый раз детям алименты отправил.

      [Он заплатил мне] не все: пятьсот долларов, но тогда пятьсот долларов тоже деньги были бешеные. Пятьсот долларов отослал, потом снял общагу на Первомайской. А пока месяц-то работал, я с альпинистами пообщался, а в ГРОМе нас учили лазить по верёвкам. Я с альпинистами пошёл в фирму, тогда еврейская фирма была „Роллсон“, она с Реутова. Короче, Серёга Роллсон, у него фамилия такая. Чего бы ни говорили теперь за евреев, за кого-то – все люди разные, все люди абсолютно разные.

      Вот он когда приедет на „Бэхэ“ семёрке – это вообще была самая крутая машина в Москве. Он приезжает, троечка на нём костюм, он прямо костюм снимает, говорит: Пашка, дай. А она вся в краске система. Он говорит: дай сюда, одевает на себя, залазит, спускается, все швы проверит. Я говорю: Серёж, тебе пенсне не хватает, ты точно еврей. [Смеётся]. Он говорит: я молюсь, СКАЧАТЬ