Соленое детство. Документальная повесть выпускника детдома. Александр Гезалов

Чтение книги онлайн.

СКАЧАТЬ style="font-size:15px;">      Съедали все до крошки. «Воспы» грозились, что если кто не доест – не увидит «Чебурашку». Приходилось подчиняться. А куда денешься с подводной лодки? Иногда даже и сейчас ловлю себя на том, что ем, как собака у будки: глотаю быстро, давлюсь кусками. Не умею есть. Зато я всеяден. Так легко потом детдомовцам на зоне – все равно, чем живот набить. Нас словно и готовили для такой жизни…

      Мы всегда запасались хлебом: сушили куски на батареях, а ночью грызли, как хомяки. Особым шиком считалось приготовить жареный хлеб. Для этого надо было прижать кусок раскаленным утюгом. Конечно, было чем поживиться крысам: все батареи, все углы в палатах были забиты сухим хлебом. Уборщиц не было, мы убирали весь детский дом сами. Столы накрывали тоже сами, потому что это было элементом воспитания – кто работает, тот ест.

      Бывало так, что, разливая по стаканам кисель, я нередко ронял чайник, так как он был очень тяжелый. Меня за это ставили на горох или пшено коленками.

      У нас тогда жили два попугая, и воспитательницы, чтобы поставить нас на пшено, брали его у этих попугаев. В углу надо было простоять пару часов – для профилактики и дальнейшего хорошего поведения. На коленках потом еще долго сохранялись вмятины. Иногда ставили на горох – по двое, чаще девочка-мальчик, чтобы вести воспитательную работу и в девчачьей среде. Мы терпели все это и ненавидели попугаев, которые сидели в своей клетке и смотрели на тех, кто стоит на их еде. Возможно, они были недовольны, но, так как для них каждый день выделялся определенный паек, они не голодали.

      Как-то одна из воспитательниц совершила большую глупость, вытащив клетку с попугаями на улицу. Как только мы увидели клетку на земле, мы бросились пинать ее ногами, да так, что дверца открылась и попугаи улетели. Покупать новых не стали, и постановка на пшено прекратилась. Это была наша маленькая неосознанная победа. Понятно, что попугаи не виноваты. Но у них брали пшено, на котором стояли мы. Значит, они соучастники.

* * *

      У всех были личные номера, как в концлагере. Мой номер – 61. Я и сейчас вздрагиваю, когда слышу эту цифру.

      Одевали нас плохо, мы донашивали одежду старших, носили застиранные вещи, но это не считалось зазорным. Или это делалось специально, или потому, что одежды не хватало, но зрелище было довольно неприятное. Мы не обращали внимания на эти детали, так как не с чем было сравнить, но наша кастелянша Людмила Ивановна часто плакала, ей было стыдно перед горожанами, что мы такие оборванцы. Она перешивала, штопала нашу одежду, надставляла рукава. Хотя считалось, что младшим хорошая одежда не нужна – все равно порвут, потому что много работают. Да и зачем малышам красиво одеваться?

      Мы все носили одинаковые вельветовые куртки сороковых годов и клетчатые пальто. В карманах моего довольно громоздкого пальто всегда лежала куча найденных на улицах предметов. Стекла, гвозди и прочее – за них я был готов даже кусаться. Личных вещей не было никогда, а значит, все, что находили на улице, и было этими личными вещами. С одной стороны, СКАЧАТЬ