Человек, который изобрел джинсы. Биография Ливая Страусса. Марк Григорьевич Блау

Чтение книги онлайн.

СКАЧАТЬ бури, выберемся из мрачного трюма, поглазеем вокруг и поговорим об эмиграции и об эмигрантах. Вон, сколько их собралось на палубе!

      В русском языке после 1917 года слово это имело устойчивую отрицательную коннотацию. А как же могло быть иначе? Советские пропагандисты старались изо всех сил и черной краски для белых эмигрантов не жалели.

      По звериным тропам крались те в страну Советов, чтобы всячески вредить рабочим и крестьянам. Гайки на рельсах откручивали. Или опять же гайками заклинивали шестеренки, чтобы сломать на заводе токарный станок со звонким названием «ДиП», «Догнать и Перегнать!» В крайнем случае, могли бывшую усадьбу спалить, как в рассказе «Ханский огонь» М.Булгакова.

      Мысль о том, что предводитель уездного дворянства для чего-то зловредного возвратился из Парижа в родной Старгород, не казалась слишком смешной даже молодым смехачам И. Ильфу и Е. Петрову. Вопрос о том, какого лешего было ему покидать уютный Старгород ради блистательного, но чужого города Парижа, к тому же зная французский на уровне: «Мсье, же не манж па сис жур», как бы выносился за скобки. Все и так знали, что это был за леший.

      Перековавшийся в красного графа Алексей Толстой, вернувшись из Парижа, авторитетно подтвердил: плетут, плетут эмигранты козни против Советской России. Для пущей убедительности даже красочно описал зловещую эмигрантскую жизнь. Впрочем, как известно, граф врал обильно и радостно. Потому особой веры ему не было.

      Осколки правды стали появляться то тут, то там уже во времена вегетарианские. Из осколков этих официальная пропаганда складывала нечто грустное, пропетое обаятельным Михаилом Ножкиным во всесоюзном блокбастере «Ошибка резидента»:

      И носило меня, как осенний листок.

      Я менял города и менял имена.

      Надышался я пылью заморских дорог,

      Где не пахли цветы, не блестела луна.

      И окурки я за борт бросал в океан.

      Проклинал красоту островов и морей,

      И бразильских болот малярийный туман,

      И вино кабаков, и тоску лагерей.

      Это было красиво. Это была неправда. К тому времени ностальгировать на березки было уже некому. Старики-белогвардейцы упокоились на каком-нибудь Сен-Женевьев де-Буа. А их дети и внуки вполне вписались в жизнь новых родин: Франции, Америки, Канады. Русские эмигранты внесли свой вклад в историю даже таких экзотических стран, как Лихтенштейн и Парагвай. К родине отцов и дедов потомки относились чаще всего с доброжелательным интересом. Ну, а березок им хватало и своих. Скажем, в штате Вермонт их целые рощи.

      Пока старший лейтенант КГБ, притворяющийся блатным по кличке Бекас, душевно пел с экрана о тяжелой жизни эмигрантов, многие советские люди решили таковыми стать. Обнаружилось, что при некоторых условиях переезд из Харькова в Нью-Йорк или Иерусалим оказывался гораздо легче, чем переезд из того же Харькова в Москву. СКАЧАТЬ