СКАЧАТЬ
трап. Сзади наезжал другой транспортник, и кто-то крикнул: «Сейчас поцелует!» Солдаты без приказа начали спрыгивать вниз, раздался смех – это была одна из счастливейших минут в его жизни. Он поднял покатившуюся по бетонке каску, протянул ее растерянному солдатику с русой, неровно остриженной головой на тонкой шее, и тот не по-военному сказал: «Спасибо». И это тоже было хорошо. Потом их везли на грузовиках в расположение полка, он сидел в кузове с рядовыми. Его охватила нежность, почти отцовская, к этим ребятам, чуть младше самого Андрея. Нет, думал он, рядом с ними и умереть не жалко, и слезы наворачивались ему на глаза. Через несколько месяцев под минометным обстрелом Андрей пробегал, пригибаясь за дувалом, и опять наткнулся на того солдатика. Он лежал в грязи из собственной крови. Взрывом ему оторвало ногу и распороло живот. Умирающий старался приподнять, как перевернутая черепаха, голову в той самой каске, сжимал рукой опутавшие его грязными веревками кишки. Андрея тогда поразило усталое, запыленное лицо, которое ничего не выражало кроме сосредоточенности смерти. Пока он лихорадочно доставал шприц с промедолом, солдат умер от потери крови. Разорванная, расчлененная плоть во всех видах в действительности не так страшна, как в кино или в воображении, но лицо… оно и сейчас стояло у него перед глазами. «И что получается: сначала в детстве Он обольщает нас жизнью, а затем – смертью, внушая гордость, мужество, любовь к войне. Не я один – все вспоминают войну, как лучшее время в жизни. (Кроме тех, конечно, кому оторвало голову или ноги.) Значит, жизнь создана для смерти, война – для жизни, а смерть – для войны. Вот почему столько пьяниц, психов, самоубийц и убийц – потому что нет войны. Все несчастливы, жалуются на жизнь, говорят лишь бы не было войны, но счастливы только во время бойни».
Захваченный этими мыслями, он не заметил, как подошел к брошенному лагерю. Миновал заколоченный корпус, столовую, повернул в сторону аллеи – и опять тот человек сидел на том же месте. Поджав под себя ногу, он склонился над большой книгой и вертел карандашом в ухе. Первым движением нашего героя было повернуться и незаметно уйти, но незнакомец поднял сердитый, отрешенный взгляд, и Андрей машинально кивнул ему.
Тот тоже кивнул в ответ, вынул карандаш и спросил: не найдется ли у него закурить.
– А то закончились, не хочется возвращаться, – показал он пустую пачку, лежавшую на перилах и, повертев ее в задумчивых пальцах, небрежно выронил на землю.
Андрей сказал, что не курит, но вдруг нащупал в кармане забытые Зоей сигареты.
Вблизи человек состарился еще лет на десять. Был он желтолиц, сухая кожа вокруг глаз, рта и ушей была покрыта мелкими морщинками. В повадках его было что-то от маленькой обезьянки: такие же быстрые движения, замиравшие на полпути в секундной задумчивости, которая тут же переходила в какое-то грустное фиглярство. Херувим,
СКАЧАТЬ