Опора Мироздания. Мировое древо и Скала Времён в традиционной культуре. Дмитрий Гаврилов

Чтение книги онлайн.

СКАЧАТЬ кощуня “хитрю, интригую, насмехаюсь”. Вероятно, от костить… В отличие от них Младенов (254) толкует кощун как заимств. из тюрк. – булг.; ср. соответствующее ему тат. koštan “корыстный человек”» (Фасмер).

      Однако понимание соотношений кажется весьма важным, исходя из того, что «культуру можно определить как то, ЧТО данное общество делает и думает. Язык же есть то, КАК думают» (Сепир, 1993, с. 193).

      Б. А. Рыбаков обращает внимание на то, что в древнерусских письменных памятниках «словом “кощуны” переводилось греческое μύϑος», то есть мифы в значении предания (Рыбаков, 1988, с. 315). Одновременно слово имеет и смысловой оттенок басен, баек. И если задаться целью проследить контекст употребления переводных значений и исходных смыслов, так и получится: не только «предание», но и «побасёнка, россказни».

      Выходит, есть несколько разных значений одного слова? Или, быть может, в русском языке имелось три разных по происхождению и смыслу, но сходно звучавших слова?

      Не будучи языковедами, мы ни в коем случае не претендуем на правильность наших толкований, более того, хотим воздержаться от скоропалительных выводов.

      Вот возможные варианты.

      Во-первых, «кощей» – «мелкий, щуплый, а также поражённый в правах человек». К нему примыкает известное из памятников XI–XII в. именование «кощеем» того, кто ведает лошадьми в дружине, ведёт запасную лошадь князя.

      Во-вторых, единогласно (и не только вслед за Фасмером) признаваемое заимствованным из тюркских слово «кощун» в значении «оскорбительные, идущие против принятых правил и норм (прежде всего церковных) речи». Слово распространено именно в тех регионах славянского мира, где в древности происходили активные взаимодействия с тюркоязычными кочевниками.

      В-третьих, можно проследить интересное оттеночное значение несомненно родственного «кощунам» слова «кощунство». Встречаются предположения, что оно восходит к слову кость и имеет отношение к тому, что на костях на Руси, как «и в некоторых других странах, гадали, совершали какие-то магические действия» (св. Я. Кротов).

      В то же время в поучении XVI в. «Еже не плакати о умерших», привязанном к Троицким Дедам (суббота Троицкой седмицы), подвергаются яростной критике те, что «тщеславия деля плачются, а отшедше упиваются и кощуны деют» (Гальковский, 1913, с. 183). Здесь кощуны приравниваются к действиям неприличным: «кощуны и играния неподобные»; пьяные «глумятся и кощюнять» (там же, с. 168–171). Вместе с тем этот текст восходит к древнерусскому переводу на церковнославянский текста Иоанна Златоуста, выполненному в XIV в., являя собою буквально подстрочное переложение оригинала. Правомерно ли на основе греческого источника в русском средневековом переводе делать выводы о славянском язычестве? Сомнительно.

      Можно ли найти более или менее логичное объяснение выявленным нестыковкам? Полагаем, да.

      С точки зрения христианина всё, связанное с язычеством, является бесовским, относящимся к преисподней, а все боги язычников – бесы, и не могут быть СКАЧАТЬ