Поименное. Незабытые лица (сборник). Ирина Емельянова

Чтение книги онлайн.

СКАЧАТЬ в Ленинград… Он каждый день писал ей с почты письма, звонил в Москву – я всю жизнь была связным! А письма эти – они опубликованы – полны такой невыразимой нежности и грусти! Тут и сознание вины, и страх за любимую женщину («Если ты жива, не арестована и в Москве», – пишет он), и твердое нежелание что-либо менять формально в их отношениях («нити более тонкие, связи более высокие и могучие, чем тесное существование вдвоем на глазах у всех, соединяют нас»), и благодарность жизни, судьбе за «право самозабвенно погружаться в бездну восхищения тобой и твоей одаренностью и снова, и дважды, и трижды твоей добротой».

      «Я хожу по Тифлису (он всегда говорил Тифлис, а не Тбилиси) не так, как ходил по нему в прошлые свои наезды и гляжу на него не такими глазами». Да, с того далекого первого открытия Грузии прошло почти тридцать лет. Та, первая встреча подарила ему «комнату на дне души», а нам – «Волны», живительный прилив «Второго рождения», неповторимый пастернаковский гимн жизни, труду и красоте. Об этих стихах можно сказать словами Надежды Синяковой, когда-то так отозвавшейся на «Сестру мою – жизнь»: «Чтобы не хандрить, надо принимать по пять капель Пастернака». И вот, через тридцать лет, он снова ходит по тифлисским улицам, снова в холодные дождливые дни, и эта последняя встреча – прощание, всего год оставалось жить! «Я приехал сейчас не восхищаться, не вдохновляться, я приехал молчать и скрываться, провожаемый общественным проклятием». «Как грустно мне вообще по утрам той знакомою беспричинною грустью, которую я так хорошо знаю с детства!» Но однако именно в Тифлисе, во время прогулок по городу, пришла к нему мысль по возвращении домой приняться за большую и долгую новую работу, вроде «Доктора Живаго», за роман, какою-то частицей являющийся его продолжением. «Что я тут делаю? Главным образом – скрываюсь». «Очевидно, сюда дали знать писателям, как вести себя со мной – тихо, сдержанно, без банкетов, и я живу у Нины в совершенной глухоте и неизвестности». Но разве нужны ему были «банкеты» с приветственными речами членов тогдашнего союза писателей Грузии в городе, о котором он сказал когда-то:

      Крыши городов дорогой,

      каждой хижины крыльцо,

      каждый тополь у порога

      будут знать тебя в лицо.

      Эти последние строки из цикла «Художник», которым мы также обязаны Грузии. Лирический герой этого цикла – поэт, но кто именно? В журнальном варианте цикл имел посвящение – Георгию Леонидзе. Тифлисские улицы, витрины, внезапная метель, скромный дом, властный голос поэта, который «плавит все наперечет», спящие дети в спальной – картины очень конкретные и безусловно связаны с посещением дома Леонидзе, обязаны дружбе с ним. (Весной 2002 года и мне посчастливилось познакомиться с членами этой семьи.) Но постепенно отдаляясь от конкретных черт живого прототипа, образ поэта приобретает патетический масштаб – это уже Художник вне времени, почти что пушкинский пророк, а конь его – не знаменитый ли Мерани Бараташвили, носивший еще лермонтовского демона?

      Твой поход изменит местность.

      Под чугун твоих подков,

      Размывая бессловесность,

      Хлынут волны языков.

СКАЧАТЬ