Петр Николаевич Дурново. Русский Нострадамус. Анатолий Бородин
Чтение книги онлайн.

Читать онлайн книгу Петр Николаевич Дурново. Русский Нострадамус - Анатолий Бородин страница 19

СКАЧАТЬ грубостью. «В новом месте, – вспоминал В. В. Верещагин, – все было казарменное и более грубое – обращение, грубый язык и грубые шутки. <…> Обращение офицеров с детьми и самих воспитанников между собою было очень резкое и грубое. С самого начала нашего приезда старые кадеты стали обращаться к нам с речами, расспросами и шутками до того казарменными и циничными, что в нашем прежнем Царскосельском обществе, очевидно, были только слабые отголоски этой загрубелости»[120].

      По Д. И. Завалишину, «это была тогда общепринятая и даже как бы обязательная система. Убеждение в необходимости ее поддерживалось отчасти грубостью нравов значительной доли воспитанников». Поступали «преимущественно дети дворянства мелкопоместного, где более, нежели у кого-либо, развиты были все привычки и злоупотребления крепостного права»[121].

      Естественно, своеобразной была и шкала ценностей: «Вообще солгать, обмануть, даже и своих домашних, не считалось в корпусе грехом – на то мы были “не бабы”. Нежность, вежливость, деликатность подвергались осмеянию, а ухарство и сила, напротив, очень ценились и уважались»[122].

      Атмосфера в Корпусе была в известном смысле и нездоровой. «Я должен сознаться, – писал В. В. Верещагин, – что меня, которого мамаша старательно оберегала от всего мало-мальски неприличного, что можно было бы услышать от крестьян или дворовых людей, – долго коробило от грубости кадетских нравов. Кое-что из подробностей ужасных пороков, оскверняющих юное общество таких закрытых военно-учебных заведений, я видел здесь [в Александровском корпусе] впервые мельком и, не понявши хорошо, как-то инстинктивно отшатнулся; только уже в Морском корпусе, где вся молодежь была буквально охвачена тайными пороками, и я от ежедневного примера частию поддавался, частию боролся, снова поддавался, пока, наконец, выход из корпуса не развязал меня с этой ужасной, заразительной атмосферой»[123].

      Руководство Корпуса признавало, что нравственное воспитание «не вполне достигает» желаемых результатов, и ссылалось при этом на нехватку воспитателей («число кадет в каждой роте так значительно и несоразмерно с числом воспитателей», что последние при всем старании не имеют возможности «внимательно изучить особенности характера и наклонностей каждого») и просчеты в приеме («в корпус поступают иногда мальчики, нравственное воспитание которых, как оказывается впоследствии, было в детстве ведено весьма небрежно»)[124].

      «По скудости средств Морского корпуса, преподаватели, за исключением преподавателей математических и специальных наук, были, в общем, плохие»[125]. Другие в своих оценках учителей корпуса ярче и конкретнее. По Верещагину, состав «из пришлых был не очень плохой, как вообще в военно-учебных заведениях того времени». «Симпатична память учителя русского языка [В. И.] Благодарева», однако мотивы этой симпатии к русскому языку и словесности отношения не имели: «он благоволил ко мне, <…> у него прорывались СКАЧАТЬ



<p>120</p>

Детство и отрочество художника… С. 128, 130–131. Это подтверждают В. К. Пилкин (Указ. соч. С. 12), А. П. Боголюбов (Указ. соч. С. 12–13).

<p>121</p>

Завалишин Дмитрий. Указ. соч. С. 626, 627.

«Нравы самих кадет и их обращение друг с другом и в мое время были по истине варварские. И чем старше рота, тем жестче и грубее нравы и обычаи воспитанников. <…> Мы беспрестанно дрались. Вставали – дрались, за сбитнем – дрались, перед обедом, после обеда, в классном коридоре, вечером ложась спать – дрались; в умывальниках – сильнейшие драки. Мы дрались за все и про все, и просто так, ни за что, и не то, чтобы шутили, а серьезно, до крови и синяков, дрались. В этом отношении мы были воспитанники заведения действительно военно-учебного» (Зеленой А. С. Указ. соч. С. 608). Во второй половине 50-х годов, по свидетельству Д. Ф. Мертваго, «нравы воспитанников Морского корпуса несколько смягчились» (Из записок Д. Ф. Мертваго. С. 54).

<p>122</p>

Детство и отрочество художника… С. 146. И позднее, в начале XX столетия, в этом отношении ничего не изменилось: «А нравы наших юношей в младшем общем классе не соответствовали, казалось бы, тому привилегированному сословию, к которому эти юноши принадлежали. Сквернословие было в полном ходу. Обман начальства и ложь никак не считались низостью» (Белли В. А. Указ. соч. С. 35).

<p>123</p>

Детство и отрочество художника… С. 83–84. Это было, по-видимому, характерно для дореформенной школы в целом: «Совместное жительство [старших возрастов и младших] влекло за собою немало дурных последствий; <…> мальчики эти начинали слишком рано предаваться всевозможным, преимущественно запрещенным, удовольствиям, в ущерб здоровью и нравственной чистоте» (Школа гвардейских подпрапорщиков и кавалерийских юнкеров в воспоминаниях одного из ее воспитанников. 1845–1849 гг. // Русская старина. СПб., 1884. Т. XLI. Январь. С. 214).

<p>124</p>

Отчет по Морскому кадетскому корпусу, присланный и. д. директора контр-адмиралом Нахимовым за 1860 г. // Морской сборник. СПб., 1861. Т. LII. № 3. С. 2. 2-я пагинация.

<p>125</p>

Пилкин В. К. Указ. соч. С. 13.