«Свеча горела…» Годы с Борисом Пастернаком. Ольга Ивинская

Чтение книги онлайн.

      – Сергей Николаевич, как вам не стыдно! – возмущенно сказала я. – Вы ведь даже не видели нас вместе с Б.Л.!

      – Не переговаривайтесь, отвечайте только на заданные вам вопросы, – одернули меня.

      Допрос велся в какой-то неимоверно обидной форме, хотя и был, по сути, смехотворным.

      – А вот вы рассказывали, что Ивинская делилась с вами планами побега за границу вместе с Пастернаком и они подговаривали летчика, чтобы он их перевез на самолете, вы подтверждаете это?

      – Да, это было, – тупо отвечал Епишкин.

      Но опять я возмутилась наглой ложью, и, хотя Семенов жестом показал мне на губы, чтобы я молчала, у меня опять прорвалось:

      – Как же вам не стыдно, Сергей Николаевич?

      Возмущенная, я не находила других слов.

      – Но вы же сами все подтвердили, Ольга Всеволодовна, – пробормотал Епишкин.

      Стало ясно, его убедили дать заведомо ложные показания, прибегали, наверное, к беспардонной провокации – утверждали, что все равно я уже призналась во всех этих несовершенных и незадуманных преступлениях.

      – Расскажите, как вы слушали антисоветские передачи у приятеля Ивинской Николая Степановича Румянцева, – продолжал свое следователь Епишкина, развязный и наглый молодой человек с прыщавым лицом.

      Но тут, похоже, Сергей Николаевич понял, что я на допросе ничего не измышляла на его счет. И он начал мяться, путаться («Да все это, наверное, не так» и т. д.).

      – Так что же, вы нам лгали? – набросился на него следователь.

      А тот все хныкал, увиливал, от его когда-то самоуверенного спокойствия не осталось и следа.

      Здесь я еще добавила, что Никифоров-Епишкин видел в лицо Пастернака всего два-три раза, и то на публичных вечерах, куда я ему помогала пройти.

      Когда Епишкин со своим следователем удалились, Семенов самодовольно сказал:

      – Вот видите, не все такие, как ваш следователь. Поедем-ка домой. В гостях хорошо, а дома лучше…

      Снова коридоры, снова «воронок»… Едва я добралась до «родной» камеры, как была разодрана чудовищной болью: начался выкидыш. Ожидание свидания с Борей, кошмарные минуты (или часы?) на известковом полу морга, дурацкая очная ставка – все это было нервным потрясением, и оно не прошло даром.

      Я оказалась в тюремной больнице. Там и погиб, едва успев появиться на свет, наш с Борей ребенок.

      Уже после смерти Сталина, когда остался позади кошмар лагеря, я получила письмо. На конверте стоял обратный адрес: «Мордовская АССР, п/о Явас, п/я ЖХ 385/7 Епишкин С. Н.»

      Вот часть этого письма (с точным сохранением орфографии и пунктуации оригинала):

      Перечитывая это письмо и сопоставляя свою растерянность первых дней ареста и ужас морга с поведением Епишкина (и многих тысяч подобных ему), я особенно остро понимаю: единственное, в чем можно обвинить заключенного – это в даче ложных СКАЧАТЬ