Ловец человеков (сборник). Евгений Иванович Замятин

Чтение книги онлайн.

СКАЧАТЬ чем-то налитых мыслей, сидел Барыба, как урытый, молча. Глядел на Чеботариху. «Ишь, как брыжжет-то, брыжжет-то, а?»

      Опомнился, когда в зальцу вошел Урванка и сказал ему с улыбкой, с веселой:

      – Ну, нечего, брат, нечего. Проваливай-ка. Твово тут, брат, ничего нету.

      И сзади нахлобучил Барыбе картуз.

* * *

      Перед Ильинскою грозою пекло солнце. Ждали – воробьи, деревья, камни. Засохли, томились.

      Барыба, очумелый, шатался по городу, присаживался на всех лавочках по Дворянской.

      – Что ж теперь дальше-то, а? Что ж теперь? Куда?

      Мотал головой и все никак не мог этого стряхнуть: балкашинский двор, ясли, собаки голодные дерутся из-за кости…

      Бродил потом по каким-то задним улицам, по мураве зеленой. Проезжал мимо водовоз, у одного колеса соскочила, позванивала шина. Почуял Барыба, что и правда пить-то ведь хочется. Попросил, напился.

      А с севера, от монастыря, насела уж туча, разломила небо на две половинки: голубую, веселую, и синюю, страшную. Синяя все росла, пухла.

      Как-то себя не помня, очутился Барыба под навесом, у чуриловского трактира в подъезде. Лил дождь; сбились в подъезде какие-то бабы, задрав на голову подолы; громыхал Илья. Эх, все равно – валяй, греми, лей!

      Само собой как-то вышло, что пошел Барыба ночевать к Тимоше. А Тимоша даже и не удивился нисколечко, как будто каждый день к нему Барыба ночевать ходил.

      10. Сумерки в келье

      Летом в четыре часа – самое глухое по нашим местам время. Никто из хороших людей на улицу и носу не высунет: жарынь – несусветная. Ставни все позакрыты, с полной утробой сладко спится после обеда. Одни вихорьки, серенькие, полуденными бесами приплясывают по пустым улицам. К калитке какой-нибудь подойдет почтальон, стучит, стучит. Да уж нет, не прогневайся: не откроют.

      Непристанный, шатущий, бредет в эту пору Барыба. Как будто и сам не знает – куда. А ноги несут – в монастырь. Да и куда же еще? От Тимоши – к Евсею в монастырь, от Евсея – к Тимоше.

      Стена зубчатая, позаросшая мохом. Будочка, вроде собачьей, у обитых железом ворот. А из будочки выходит, кривляясь, с кружкой Арсентьюшка, блаженненький – виттопляска с ним – вратарь, даяния собирает, неотвязный.

      – Ишь, пристал, наяный!

      Положил ему Барыба семитку и пошел по белым накаленным плитам, мимо могил именитых горожан за позолоченными решетками. Любили именитые тут хорониться: всякому лестно в монастыре лежать, и чтоб денно и нощно о нем ангельские чины молились.

      Постучал Барыба в Евсееву келью. Никто не ответил. Он открыл дверь.

      За столом без подрясников, в одних белых штанах и рубахах, сидели двое: Евсей и Иннокентий.

      Евсей зашипел на Барыбу свирепо: ш-ш-ш! И опять уставился, не мигая, наливной, стеклянноглазый – в стакан свой с чаем. А Иннокентий, губошлепый, баба с усами – замер над своим стаканом.

      Барыба у притолоки остановился, глядел, глядел: да что они, ополоумели, что ли?

      У другой притолоки стоял Савка-послушник: СКАЧАТЬ