Гнезда русской культуры (кружок и семья). Юрий Владимирович Манн

Чтение книги онлайн.

      «В прекрасное весеннее утро никакая душа не заграждена для природы; всё существо человека наполняется любовью, и если я могу еще влюбиться, так влюблюсь не иначе как весною… Дай Бог, чтоб нашлось существо, которое бы достойно заменило для меня красоту всего создания, сосредоточило бы на себе и усилило бы святое, врожденное чувство любви! Страшно подумать, друг мой, что оно истощится в тщетном стремлении к необъятному, к безответному, или, что таинственный ответ этого необъятного, наконец, не будет слышим душе, требующей близкого, видимого, ощутительного! Чувство любит исповедоваться и хочет, чтобы его поняли, оно хочет сочетания, оно живет сознанием, – если не взаимности, то взаимности возможной! Не пожмешь руки великану, называемому вселенной, не дашь ей страстного поцелуя, не подслушаешь, как бьется ее сердце!»

      Философские интересы не могли заполнить всей внутренней жизни Станкевича и его друзей. Люди, живущие в сфере абстрактного мышления, особенно остро чувствуют прелесть повседневной жизни, конкретного бытия. «Не пожмешь руки великану, называемому вселенной…»

      А ведь еще надо помнить, что нашим философам было по двадцать лет или немногим больше. Брала свое молодость, горячая кровь. Предчувствие будущих успехов и славы сплеталось с предчувствием любви. Философские занятия и литературные споры шли рядом с сердечными бурями и увлечениями.

      Пожалуй, даже не «рядом». Для Станкевича и его друзей любовь не была отделена от философии, как не была отделена и дружба. Мы уже видели, что кодекс дружбы прямо вытекал из их философских убеждений. Дружба была конструктивной силой мироздания и поэтому – нравственным заветом. То же самое – любовь.

      Но ведь не подчинишь волнение крови продуманному плану, не внесешь строгий расчет в сердечные бури… Сколько приходилось пережить непредвиденного, испытать надежд, ожиданий, порою – разочарований и неудач!

      В начале 30-х годов у каждого уже была своя «тайна». Тайна сохранялась, впрочем, недолго. «Чувство любит исповедоваться и хочет, чтобы его поняли», – говорил Станкевич. У каждого были свои доверенные (у Станкевича – Неверов, а в Москве – Белинский и особенно Красов). Но постепенно тайна становилась достоянием всех – такова уж атмосфера кружковой жизни.

      В 1833 году кружок взбудоражила история Якова Почеки.

      Жил в Москве музыкант Франц Ксавер Гебель. Бывший капельмейстер венского, пештского и львовского театров, лично знакомый с Бетховеном, Гебель пользовался у москвичей широкой известностью.

      Почека жил в одном доме с Гебелем и вскоре подружился со всем его семейством. Особенно его внимание привлекла шестнадцатилетняя дочь музыканта Эмилия. Это было тихое, поэтичное и несколько таинственное существо. Ореол таинственности придавали ей разные слухи относительно ее происхождения. Поговаривали, что Эмилия – вовсе не дочь Гебеля, что даже вероисповедания она другого – православно-греческого (все семейство Гебеля исповедовало католическую СКАЧАТЬ