Карманный оракул (сборник). Дмитрий Быков

Чтение книги онлайн.

СКАЧАТЬ «Палатой номер шесть». Собственно, только в палате номер шесть и можно спорить о таких вещах – нормальные люди, как герой «Студента», чувствуют связь с прошлым и будущим, и этого довольно. Именно у Чехова, ни к чему не зовущего, ни о чем не говорящего вслух, учился весь западный роман XX века – от Моэма до Джойс Кэрол Оутс; и все это религиозная проза, поскольку агностицизм для Запада давно стал хорошим тоном. Но агностицизм и даже атеизм не есть безбожие – это ответ, не снимающий вопроса, и герои «Зимы тревоги нашей» или «Поправок», не упоминающие о Господе вовсе, соотносят себя с христианской традицией, иначе ни писать, ни читать о них не стоило бы.

      Я для того так подробно перечисляю этих последователей русского религиозного романа, чтобы нагляднее показать упущенные нынешней Россией возможности. Даже советская проза – не говоря уж о поэзии – больше и напряженнее размышляла о Боге. Один мой старшеклассник заметил, что «Пикник на обочине» Стругацких – именно о том, как Бог посетил: ведь и нам от него что-то осталось – словарь, например, – и вот мы пытаемся из него что-то собрать, хотя по большей части забиваем гвоздь микроскопом. Не знаю, имели Стругацкие в виду именно такое толкование или нет, но мне оно нравится. Герои Трифонова в своем обезбоженном быте тоже не случайно через слово повторяют «бог ты мой». Аксенов закончил «Ожог» вторым пришествием, а в «Скажи изюм» ввел архангела Михаила, и никакой безвкусицы, по-моему, от этого не проистекло (равно как и в киноромане Панфилова «Жанна д’Арк»).

      Современные же российские авторы пишут на религиозные темы так, словно сдают экзамен, будучи заранее уверены в недоброжелательности экзаменатора; пишут так, словно это вообще не их проза, словно от степени их послушания и богобоязненности зависит их будущая участь, не только небесная, но и земная. Страшно сказать, за последние десять лет в России появились два религиозных романа, оба написаны фантастами: «Мой старший брат Иешуа» Андрея Лазарчука (с попыткой строго исторически взглянуть на Евангелие) и «Сад Иеронима Босха» Тима Скоренко; соответственно оба романа – неровных, но весьма значительных – замечены только в просвещенной, но узкой прослойке фанов. Скоренко талантлив, но роман его, написанный от лица Творца, кажется мне уж очень подростковым, сэлинджеровским, прямолинейным. Лазарчук – признанный классик жанра, но согласиться с его версией мне мешает то ли вкус, то ли душа. Тем не менее обе книги значимы и в каком-то смысле прорывны – иное дело, что кроме них назвать нечего. Роман, где ставились бы последние вопросы, где описывалось бы духовное перерождение героя, в которого ударила молния внезапного откровения, в современной России попросту немыслим: для такой книги требуется дерзость, поскольку посещение Бога – не визит вежливости. «Сивилла – выжжена, Сивилла – ствол: // Все птицы вымерли, но Бог вошел» – эта цветаевская формула словно не услышана никем. «Воскресение» Толстого – главный и лучший русский религиозный роман – послужило СКАЧАТЬ