рад, – тихо проговорил он высоким суховатым голосом. Он был, как и голос, – сухой, высокий, немного робкий. Мама провела меня в единственную комнату, заставленную пачками нот и гитарами. Все они были некрасивые, с трещинами, из некоторых клубками торчали струны. – Подрабатываю ремонтом инструментов, – монотонно произнес Сергей Валентинович. – Ну все, я пошла, ты не волнуйся, – сказала мне мама. – Все будет хорошо, но пусть немного поволнуется, – добавил Сергей Валентинович и закрыл за ней дверь. Первое занятие мне не понравилось, как и второе, и третье. – Все в порядке. Слух есть, пальцы гибкие, получится гитарист, – говорил он маме, а мне хотелось играть рок-н-ролл, но я боялся даже заикнуться об этом. После одного из занятий я вяло поднимался по лестнице, ожидая, что сестра уже заняла письменный стол, а мама суетливо бегает на кухню проверить суп. Скинув ботинки, я подошел к двери и услышал глухой, едва уловимый мужской голос. Это был он. Да, он, без сомнения, именно он. Я распахнул дверь и увидел исхудавшее, ссутуленное тело, сидевшее спиной ко мне. – Отец, отец, – крикнул я и обхватил его непривычно узкие плечи. Он обернулся и что есть силы прижался ко мне. Его было не узнать: седой, беззубый, он смотрел как будто чужими глазами, лоб прорезали глубокие морщины, на щеке остался широкий рубец. Большую часть времени он молчал, стараясь побольше разузнать о нас. Но и потом – через неделю, месяц, год он все так же молчал, отводя в сторону свои прозрачные глаза. Валя устроила его дворником на овощной базе, по вечерам он подолгу сидел во дворе, жадно затягиваясь папиросой и разглядывая дно полупустой бутылки, а потом, падая, поднимался домой, громко кашлял и бросал свое пьяное тело прямо на пол. Мама молча раздевала его, укладывала в кровать и ложилась рядом, сдерживая подступавшие слезы. Я начал стыдиться отца.)
– Знаете, влечение к женщине заставляет наступать на одни и те же грабли. Это урок, который невозможно выучить, к нему невозможно подготовиться, ученик снова проваливается, испытывает смятение, волнуется, хотя заранее понимает, что его ждет. И следующие два года прошли как один день: в памяти остались короткие промежутки между пьянками, в которые поместились моя научная деятельность (до сих пор не понимаю, как меня не выгнали из аспирантуры и не уволили с кафедры), как ни странно довольно успешная, и мамины глаза, всегда грустные, жалеющие, но не укоряющие. На одной из вечеринок ко мне подсела пышная брюнетка с низким голосом и острым взглядом. Это был квартирник, на котором мы играли запрещенный тогда рок-н-ролл. Отложив гитару в сторону, я переключил все внимание на нее, хотя делать это было достаточно сложно – к тому моменту я был сильно пьян. Единственное мое преимущество было в том, что играть на гитаре я мог в любом состоянии, а голос позволял отлично петь и вполсилы. Не запомнив ее имени, я оказался раздетым в темной комнате, затхлой, наполненной запахом дешевых сигарет, недопитого портвейна и женских духов. Я смутно представлял, что происходит,
СКАЧАТЬ
