– А чего ж она тогда звонила? – обижено спросил Кудряшов.
– Сказано же тебе: она поняла, посетило, видишь ли, ее что-то там в виде знания.
– С ума сойти – зажмурился Слава.
– Это еще что. Как тебе понравится такое? Иваныч меня в коридоре перехватил, в кабинет к себе загнал и выговор сделал из-за того, что я пытался ему подсунуть на подпись постановление на арест Верещагиной Эл Пэ.
У Кудряшова не было слов.
– Я ему говорю: “Откуда человек может знать про убийство?” А он мне: “Видите ли, Игорь Владимирович, есть еще многое, не осознанное нашей наукой…” Я ему говорю: “У меня четыре заказных убийства, в том числе депутата московской думы, два маньяка из Измайлова, об остальном – вообще молчу. Переведите дело в районную прокуратуру по подследственности. Самоубийства, убийства на бытовой почве в их ведении”. А он: Коляда была человеком известным в определенных кругах, поэтому обстоятельствами ее смерти будет заниматься городская прокуратура.
– Ты думаешь, ему позвонили?
– Ну, неужели.
– О, нет, – сказал Кудряшов, – только не это.
– Только ли это? – поправил его Воротов.
Осматривать место происшествия отправился с Верещагиной Кудряшов. Оперативную машину пришлось бы ждать и ждать, и Слава обрадовался, когда Лариса предложила поехать на ее ауди. Кудряшов позвонил в отделение полиции, велел отыскать участкового и подготовить понятых. Верещагина попросила разрешение позвонить и полчаса висела на телефоне, отменяя какие-то встречи.
“Деловая”, – с неприязнью подумал Кудряшов.
По тому, как человек водит машину – очень многое можно узнать о его характере. Как будто видишь человека в тот момент, когда он один на один с зеркалом рассматривает себя, примеряет выражение лица, без зрителей, весь, как на ладони. Верещагина вела машину так, что казалось: сейчас бросит руль, зажмурит глаза и заплачет от безнадежной несовместимости своей с правилами уличного движения. Нет, она не боялась, как боятся новички, надвигающегося грузовика или автобуса. Она не паниковала, оказавшись зажатой между машин и вынужденная принимать мгновенные решения. Было ясно: собранность, которой требовала от нее дорога и меняющиеся обстоятельства, дается ей без труда, но не без раздражения. Не любила, ох, не любила Лариса Павловна сосредотачиваться.
– А вы отчаянная женщина, – сказал Кудряшов, – с вашим характером да за руль…
Верещагина промолчала. Но надо же о чем-то говорить? Молчать хорошо с человеком, от которого не исходит опасность. Кудряшов был дамским любимцем и уж нашел бы о чем поговорить с этой милой женщиной, окажись они в неформальных обстоятельствах. Но тут ему не хватало воздуха. Он почему-то боялся – что с ним случалось крайне редко – оставить дурное впечатление о себе. Он еще не мог точно сформулировать СКАЧАТЬ