– А?
– Почему вы говорите об Алевтине Григорьевне в прошедшем времени?
Верещагина не испугалась. Она только удивленно посмотрела на Воротова. Так, как если бы он ее спросил, какое время года на дворе. Отвечать на этот вопрос Лариса явно не собиралась. И Воротов повторил:
– Почему вы говорите об Алевтине Григорьевне в прошедшем времени?
– Да потому что ее убили, Игорь Владимирович, не надо комедию тут играть – не ко времени.
– Кто? – резко и настороженно спросили из-за болотного дерматина, пробитого золотистыми гвоздиками.
Померанцева подала голос, тут же дверь распахнулась и Нина повисла на знаменитой артистке, заливаясь слезами.
– Ой, – причитала, – Катя, горе-то, горе-то какое…
Померанцева нервно прошла на кухню. Встала у окна.
– На эту сторону сиганула – на ту?
– На эту, на эту…
– Да успокойся ты, наконец, – зло выдавила из себя Катерина, но, обернувшись на трясущуюся Нинку, все же порылась в сумочке, протянула серебристую облатку: Съешь, полегчает.
Нина доверчиво отколупнула таблетку, запила водой.
– Поставь-ка кофе, а? – раздраженно сказала Катерина.
Нинка послушно повернула ручку плиты.
Хозяйка уже и чашки поставила на полустертый узор клеенки, уже и кофе налила – Померанцева все стояла у окна, молча смотрела вниз. Наконец, села, резким движением придвинула к себе чашку и долго анализировала ее неглубокое нутро.
– Тебя, что ли, понятой вызывали? – голос у Померанцевой низкий, сильный, устойчивый. Против Нинкиного-то писка – значительный, властный. Взгляд тяжелый из-под приспущенных век – не то что быстрые Нинкины глазки – очи. Лицо разглаженное, дорогой макияж блестит матово, персиково, и, видно, что под ним – не как у Нинки, землистая серость – здоровый, бодрый цвет лица.
“А ведь ровесницы, – подумала Померанцева, – Вот интересно, могло бы со мной такое случиться, могла бы я жить так, как Нинка? Ничем ведь она не хуже, если разобраться. Все, вроде, при ней. Глаза редкого, зеленого цвета, блонд-волосы, мордаха смешливая, круглая. Формы, конечно, не для порнухи, но для жизни сгодятся. Судьба, – заключила Померанцева, – судьба такая серенькая подвернулась, невзрачная”.
Катерина оглядела кухню – все здесь было чисто, все на своих местах, но и только. Стертая клеенка в нарисованных бананах и ананасах, занавески – в румяных матрешках, над мойкой, в красном углу аккуратно выставлены облезлые, с вековой копченостью, разномастные кастрюльные крышки, на плите чайник цвета зеленого помойного ведра, синтетические белоснежные шкафчики…
Синие треники на Нинке вытерлись, вытянулись, полиняли. Драная клетчатая рубашка в доме Померанцевой не выдержала бы конкурса и на звание тряпки. “От мужа, небось, донашивает. Сбег. Сбежишь тут. Ох, простота – хуже воровства”.
– Нет, – тараторила Нинка, – СКАЧАТЬ