Бла-бла-бла. Роман-каверза. Станислав Шуляк

Чтение книги онлайн.

      Заявление при всей его пресловутости, мягко говоря, не бесспорное.

      Впрочем, ведь и вступления, и завязки, и кульминации нужны ничуть не больше.

      Не правда ли?

      Попрощаемся же со всяческим словесным и буквенным обаянием, попрощаемся со всяческими красотой и своеобразием, постигая гнусные человечьи миры, посещая подлые людские логова, узилища, хоромы и сообщества! Которые, чем примечательнее, тем гаже – таково их неотъемлемое свойство! И довольно об этом.

      Девица Морякова, на которой едва не женился

      С тех пор уж лет двенадцать прошло. Это ежели до наших дней. Хотя и наши дни теперь уж тоже прошедшие. А тогда-то он ещё верил в литературу. В деепричастия верил, в прилагательные, в забубённые и разнузданные глаголы, да и бисер местоимений был, пожалуй, по-своему хорош! Его не зазорно метать пред читателями-свиньями. Вот он и метал! Пред свиньями, пред ишаками, коровами, козлами и всяческой ещё негативной домашней живностью.

      Да он и прямо сегодня собирался метать, в одной библиотеке, той, что с Невского поворотить в Фонтанку, там пропереться не так уж далеко – вот же и библиотека сия по дороге твоей и образуется. Ну, в общем, вы уже поняли!

      Сегодня его писательский вечер! Ваших-то сегодня нет никаких писательских вечеров, а его, Бориса Энгусова, есть! Человек двести, должно быть, соберётся. Ну, может, сорок! Больше сорока там, по совести говоря, и не влезет. Но зато эти сорок – сплошные интеллектуалы, критики, светочи. Ну, конечно, тоже свиньи порядочные, но, можно подумать, на ваши вечера собираются лучше!

      Я буду говорить им о бессмертных глаголах, функциях нерентабельности и креативных трансфертах, думает Энгусов, входя в читательское (свинское) собрание.

      Но ни о каких функциях он не говорит. Во-первых, волнуется и оттого немного мямлит, и несёт околесицу, и сам понимает, что мямлит. Во-вторых же, ведущий… о, это такая образина, тощий, длинный, как Вацлавская площадь в городе Праге Чешской республики, он подначивает и вышучивает Энгусова, он одёргивает его, он всячески демонстрирует себя. Как будто это его вечер!

      И вот Энгусов начинает остервенело читать! Поначалу рассказы, один, другой… читательское собрание, отводя пятачки в сторону, снисходительно слушает. Тогда как по справедливости должно на скамьи вспрыгивать и головные уборы в атмосферу подбрасывать, прославляя Энгусова.

      Наш чтец кипятится, переходит на стихи. И вот уж он декламирует, с некоторым печёночным подвывом и отчасти даже с присядкою: