Свеча горела (сборник). Борис Пастернак

Чтение книги онлайн.

      С полу, звезда́ми облитого,

      К месяцу, вдоль по ограде

      Тянется волос ракитовый,

      Дыбятся клочья и пряди.

      Жутко ведь, вея, окутывать

      Дымами Кассиопею!

      На́утро куколкой тутовой

      Церковь свернуться успеет.

      Что это? Лавры ли Киева

      Спят купола или Эдду

      Север взлелеял и выявил

      Перлом предвечного бреда?

      Так это было. Тогда-то я,

      Дикий, скользящий, растущий,

      Встал среди сада рогатого

      Призраком тени пастушьей.

      Был он как лось. До колен ему

      Снег доходил, и сквозь ветви

      Виделась взору оленьему

      На полночь легшая четверть.

      Замер загадкой, как вкопанный,

      Глядя на поле лепное:

      В звездную стужу как сноп оно

      Белой плескало копною.

      До снегу гнулся. Подхватывал

      С полу, всей мукой извилин

      Звезды и ночь. У сохатого

      Хаос веков был не спилен.

      Может статься так, может иначе,

      Но в несчастный некий час

      Духовенств душней, черней иночеств

      Постигает безумье нас.

      Стужа. Ночь в окне, как приличие,

      Соблюдает холод льда.

      В шубе, в креслах Дух и мурлычет – и

      Всё одно, одно всегда.

      И чекан сука, и щека его,

      И паркет, и тень кочерги

      Отливают сном и раскаяньем

      Сутки сплошь грешившей пурги.

      Ночь тиха. Ясна и морозна ночь,

      Как слепой щенок – молоко,

      Всею темью пихт неосознанной

      Пьет сиянье звезд частокол.

      Будто каплет с пихт. Будто теплятся.

      Будто воском ночь заплыла.

      Лапой ели на ели слепнет снег,

      На дупле – силуэт дупла.

      Будто эта тишь, будто эта высь,

      Элегизм телеграфной волны –

      Ожиданье, сменившее крик: «Отзовись!»

      Или эхо другой тишины.

      Будто нем он, взгляд этих игл и ветвей,

      А другой, в высотах, – тугоух,

      И сверканье пути на раскатах – ответ

      На взыванье чьего-то ау.

      Стужа. Ночь в окне, как приличие,

      Соблюдает холод льда.

      В шубе, в креслах Дух и мурлычет – и

      Всё одно, одно всегда.

      Губы, губы! Он стиснул их до крови,

      Он трясется, лицо обхватив.

      Вихрь догадок родит в биографе

      Этот мертвый, как мел, мотив.

      От тела отдельную жизнь, и длинней

      Ведет, как к груди непричастный пингвин

      Бескрылая кофта больного – фланель:

      То каплю тепла ей, то лампу придвинь.

      Ей помнятся лыжи. От дуг и от тел,

      Терявшихся в мраке, от сбруи, от бар

      Валило. Казалось – сочельник потел!

      Скрипели, дышали езда и ходьба.

      Усадьба и ужас, пустой в остальном:

      Шкафы с хрусталем и ковры и лари.

      Забор СКАЧАТЬ