Мюнгхаузен возвратился к Наде, краем глаза я захватил отчего-то до жути раздраженное и злобное выражение его лица. Усаживаясь возле девушек, он громогласно объявил будто всем, но больше – Оле и Наде:
– Это наш местный чудак. Мы зовём его Голиафом, хоть сам он и говорит, что он за Давида.
Та самая шутка, которой несколько лет назад профессор также представил мне Юру, озадачила меня. Я знал точно, что Мюнгхаузен раньше не общался ни с кем из археологов, к тому же, не считая Динары, никто из них уже не бывал в этих местах. Однако, какими-то долгими и окольными путями, эта шутка, как и прозвище, проникла в местное население.
Рома, словно застенчивый ребенок, глядя снизу вверх, со страхом и почтением пожал руку Голиафу. Эти страх и почтение я всегда видел в глазах местных мужиков, когда они обращались к Голиафу, сколько бы они не насмехались над ним, как бы твёрдо не знали, что он безобиден.
Рома протянул Голиафу вертела с рапанами, он, вежливо поблагодарив, отказался. У Нади с Олей нашлась ещё одна стальная кружка, Саша сам наполнил её вином. Голиаф поблагодарил, пригубил и похвалил вино. Он пил очень мало, но разбирался в винах, прочёл немало книг по виноделию, и пока была жива и здорова мать, сам немного был виноделом.
Голиаф был очень хорошо освещён, но я не сразу, – видно от того, что был навеселе, или от того, что был убит своим горем, или оттого, что таким неожиданным оказалось его появление – не сразу обратил внимание – он в рубашке с древнеегипетской символикой, которую мы привезли и подарили в тот год. Динара хотела купить такую мне, но остались только огромные размеры. «Твоему Юре с лимана очень пойдёт. Если хочешь, купи ему», – сказала Динара. Рубашка была недорога, я тогда только отснял корпоративную вечеринку в небольшой растущей компании, которая называла себя холдингом и торговала всем подряд, мы с Динарой сытно ели, пили вино и покупали себе вещи. Так Голиаф заполучил рубашку. Она ему удивительно шла. У Динары было поразительное свойство – находить стильные вещи, удивительно точно находить стильным вещам нужных хозяев. У моей Динары, больше не у моей Динары, думал я с тоской, разглядывая нового, непривычного для меня в таком одеянии Голиафа. Он был, как всегда, гладко выбрит, скорей всего недавно вымыл голову, волосы лежали очень ровно, вообще-то я никогда не видел его таким красивым, не знал даже, что можно употребить это слово – красивый – по отношению к Голиафу.
Разговор слегка расклеился. Чтобы прервать вновь повисшую паузу, я начал рассказывать о библиотеке Голиафа. Голиаф то пытался скромничать, то что-то пояснял, то пробовал повернуть беседу к тому, о чём мы с Евой говорили перед его приходом.
Я больше никогда не сталкивался с такой злобной последовательностью в поведении Мюнгхаузена. Он пытался перебить каждую Юрину фразу, на всё возражал, всё пытался принизить.
Всегда любил слушать только себя самого, но в общении с людьми пришлыми, теми, кого находил СКАЧАТЬ