Гортеатр производил весьма унылое, почти удручающее впечатление: в его темном чреве явственно звучала нота затхлости и ветхозаветного репертуара. Но это было единственное более-менее приличное место во всем городе, где можно было провести торжественное мероприятие с участием губернатора. Украшенный разноцветными воздушными шарами, этот храм культуры с обвалившейся лепниной и облупившейся позолотой напоминал обвешанную дешевой бижутерией, покрытую толстым слоем тонального крема стареющую приму.
Михайлов сидел во втором ряду, зарезервированном под группу оргподдержки, рядом с проходом. Первый ряд отводился для победителей областного журналистского конкурса, которые по сценарию должны были подниматься на сцену и принимать поздравления, денежные премии и цветы от первого лица области.
Вездесущий Чалый носился по залу, с административным блеском разруливая множество самых непредвиденных проблем. Как всегда, в самый последний момент обнаружилась масса нестыковок, недоработок и откровенных упущений, связанных с торжественной частью и банкетом. Небожители из свиты губернатора лишь снисходительно наблюдали за его стремительными перемещениями, изредка отдавая те или иные указания.
Театр был уже почти заполнен журналистской братией и представителями местного бомонда. В фойе Михайлов мельком видел сестру Екатерину в окружении пресс-секретаря митрополита и нескольких священников, ожидавших прибытия правящего архиерея, но подойти к ней не решился.
Ослепительной жар-птицей, вызвав легкое головокружение ударной волной удушающе-дорогого парфюма, мимо пронеслась Снежана. За ней мчался с камерой на плече какой-то сколиозный оператор, за которым едва поспевала Крыска-Лариска в рискованном мини и глубоко декольтированной блузке ядовито-бордового цвета. Они заняли позицию у левой оконечности сцены возле ложи для почетных гостей – губернатора, председателя областной думы, митрополита и прочих VIPов.
Находясь с ними в близком соседстве, Михайлов чувствовал себя, как школяр, забравшийся на табуретку и забывший стишок. Привычка держаться в тени? Скорее, полный непостижимых парадоксов противоречивый опыт общения с власть имущими, чье внимание и милость оставляют после себя дурное послевкусие, а шельмование бодрит, убеждает в собственной правоте и понуждает к самосовершенствованию. В голове его надоедливо крутилась переиначенная детская считалочка: на «Золотом пере» сидели царь, царевич, король, королевич, сапожник, портной, кто ты будешь такой, выходи поскорей, не задерживай добрых и честных людей… Как и в храме Гроба Господня, он был здесь совершенно случайным, необязательным, почти неотличимым от предметов интерьера персонажем. Кто бы мог предположить, что тема лишних людей, проклятье школьного курса литературы, аукнется ему уже в зрелом возрасте…
С утра у него раскалывалась голова. Таблетки и холодные компрессы не СКАЧАТЬ