Коридор тянулся и тянулся. Девушка плыла следом за транспортными ботами, торопливо вспоминая то, что учила когда-то, столетия назад, в прошлом году, когда над головой светило нормальное солнце, а не чахлый люм, воздух пах фиалками и хвоей, а не потом нестиранной бессменной майки пострадавшего Семена, а вокруг были подруги, друзья и преподаватели, даже родители иногда – но не было жуткого сознания того, что единственное оставшееся живое существо на станции сейчас, кроме нее и оператора – это гигантский паук, воплощение всех ее детских кошмаров, с которым она не способна остаться наедине даже на несколько минут… И уж тем более, не сможет – на оставшиеся восемьдесят семь длинных, чудовищно длинных дней.
Вероника стиснула зубки. Нет, не в этот раз, чтоб вас трижды всех поперек хребта ржавой шпалой!
Боты плыли вперед, послушные, тупые, безмолвные, ни один не оглянулся удивленно – что за странные вещи говорит человек в белом эластокомбинезоне, облепленном крупноячеистой фиолетовой сетью, с нелепо оттопыривающимися блоками на спине, животе и запястьях?
Дверь медотсека, выждав дежурные пять секунд, зевнула навстречу, впуская. Входя, Вероника содрогнулась – сзади и сверху, с потолка, куда она не успела посмотреть, явственно прозвучали щелчки хитина, и что-то завозилось – что-то огромное, щетинистое, мерзкое и многоногое. Ждущее ее там, за дверью…
Выждав, пока колючая дрожь, вползающая по спине наверх, на затылок, стягивающая там кожу в пучок, уймется, девушка до боли укусила губу.
Боты деловито раскладывали пациента на операционном столе, дестабилизирующими растворами ломая превращающийся в труху транспортный гель, жужжали пылеприемниками, вытягивая эту труху в утилизирующие емкости.
Дверь схлопнулась, сращивая диафрагму сразу из нескольких направлений, и на ней загорелся ярко-алый маркер. Все, доступ в отсек теперь закрыт для всех, разве что станция начнет падать вниз.
В ухе торопливо замурлыкал индикатор программы оперблока, настойчиво предлагая начать процедуру предоперационной гигиенической обработки. Вероника провела пальцем с эргоподом от горла до паха – эластокомбинезон обмяк и расползся, стал таять, вместе с выросшим на нем комплексом экстренной помощи, эластин сползал с тела, неприятно скользя по коже, словно большая мокрая улитка, сворачивался в густые длинные тяжи и, извиваясь в воздухе, уходил в модуляционный блок на стене, большой, белый, мягко гудящий. Девушка закрыла глаза, расставила ноги и растопырила пальцы, пока по телу скользил эпилирующий луч, срезающий лишний с точки зрения асептики и гигиены волосяной покров – неприятно щекочущий под мышками и между ног. Первая самостоятельная СКАЧАТЬ