– Думаю, нет, – медленно выговорил Гарри, – хочу быть честным. Думаю, рискнул бы опозорить себя и умерших предков со стен зала, но опозорить её рискнуть не смог бы.
Тут лейтенант Сатч в отчаянии стукнул своим тяжёлым кулаком по столу:
– Если бы я заговорил тогда, в Брод Плэйс! И почему ты, Гарри, не дал мне тогда сказать? Я мог бы оградить тебя от излишних страданий в течение многих лет. Боже мой! Страшно себе представить, какое ты провёл детство, оставаясь наедине с этим страхом! При одной мысли об этом меня бросает в дрожь. Я даже вполне мог бы спасти тебя и от этого – недавнего – несчастья. Потому что я понимал. Я – понимал.
Лейтенант Сатч, заглядывая в тёмные уголки сознания Гарри Фивершэма, видел происходящее в них яснее, чем сам Гарри Фивершэм; и именно потому, что он ясно это видел, он не мог испытывать презрение. Общество непонимающего отца и ушедших в мир иной предков, неумолимо взирающих со стен, оказали своё пагубное влияние за долгие годы детства, отрочества и юности, прожитые уединённо в Брод Плэйс. Не было никого, кому мальчишка мог бы довериться, и страх трусости не переставал иссушать его душу. Он повсюду ходил со страхом и ложился с ним спать. Страх преследовал его во сне. Страх со своей вечной угрозой везде сопровождал его. Страх мешал ему откровенничать с друзьями, потому что неосторожно оброненное слово могло выдать его. И лейтенант Сатч не удивился, что всё это и привело к непоправимой ошибке. Потому что лейтенант Сатч понимал.
– Ты читал “Гамлета”? – спросил он.
– Конечно, – ответил Гарри.
– А размышлял над ним? Ведь в этом персонаже ясно виден тот же недуг. Ту же трусость он предвидел, думал над ней, представлял себе её действие и её последствия, уклонялся от неё и укорял себя за это, совсем как ты. И тем не менее, когда настал, резко и внезапно, момент действовать, потерпел ли он неудачу? Нет, он наоборот преуспел, и всё по причине этого самого предвидения. В Крыму я встречал людей, которых мучило воображение перед боем, но в бою они походили на фанатиков Востока. Как это там – “Кто трус – я?” Помнишь строчки:
“Кто трус – я?
Кто обзовёт негодником? Башку мне рассечёт?
И дёргая мне бороду, подует мне в лицо?”
Вот и всё, в двух словах. Ах, если бы я это высказал в ту ночь!
Мимо их стола, по пути к выходу, прошёл один человек, потом другой. Сатч, замолчав, оглядел зал. Он был почти пуст. Лейтенант посмотрел на часы – стрелки миновали одиннадцать. В эту ночь обязательно нужно составить какой-то план действий. Услышать рассказ Гарри Фивершэма – это ещё не всё. Что ему, опозоренному и уничижённому, теперь делать, вот вопрос. Как заново начать жить? Как наилучшим образом скрыть свой позор?
– Тебе нельзя оставаться в Лондоне, прятаться днём, а выходить украдкой лишь ночью, – дрожащим голосом сказал он, – это слишком похоже на…
Тут он спохватился, но Фивершэм закончил за него:
– Это СКАЧАТЬ