Неокантианство Седьмой том. Сборник эссе, статьей, текстов книг
Чтение книги онлайн.

Читать онлайн книгу Неокантианство Седьмой том - Сборник эссе, статьей, текстов книг страница 39

СКАЧАТЬ (чувство). Это тоже подчеркивается нашим поэтом в самых разных местах и, что следует отметить у Куно Фишера, Грюна, Хемсена, Куна и других, также в самое разное время. Уже достаточно часто отмечалось, как это было заложено в характере Шиллера с самого начала. В подтверждение этого можно привести тот факт, что в речи в академии 10 января 1779 года девятнадцатилетний юноша уже высказал мысль о том, что нравственность лучше всего доказывается в бою. Философскую ценность, с другой стороны, как это было сделано,150 мы не можем в этом отношении, следуя позднейшему суждению самого Шиллера, приписать таким юношеским экспектациям, особенно в соответствии со временем и местом их выражения; помимо того, что борьба в этом отрывке понимается как борьба «благородной склонности» против «бурной страсти», гармоническая точка земли, следовательно, также уже присутствовала бы в зародыше.

      Точно так же мы должны остерегаться, когда в одиннадцатом из «Писем о Дон Карлосе» (1788) говорится: «Добродетель поступает величественно ради закона» (X 352), мы должны быть осторожны, чтобы не найти в нем позднейшей сознательной систематической точки зрения, выраженной с полной ясностью, или даже признать особое «почитание строгой морали»;151 Ибо в том же письме, напротив, полемизируется против «общих абстракций», до которых поднимается маркиз Поза и «все те, кто находится на одном пути с ним», против «опасного руководства универсальных идей разума», которые человек «искусственно создал» для себя, в пользу гораздо более безопасных «побуждений сердца» или «уже присутствующего и индивидуального чувства добра и зла»; «ибо ничто не ведет к добру, что не является естественным» (ibid. S. 355). Таким образом, вместо закона именно естественное чувство становится высшим моральным критерием.152 Предложение в «Законодательстве Ликурга и Солона»: «Благороднейшая прерогатива человеческой природы – определять себя и делать добро ради добра», также кажется нам слишком общим, чтобы оправдать предположение о прямом кантовском влиянии, особенно если учесть время и контекст:153 так как мы можем лишь с большой осторожностью предполагать подобные отношения из докантовского периода Шиллера.154

      Напротив, полная связь с кантовской этикой и, следовательно, с методом этического ригоризма становится очевидной уже в первом эстетическом трактате Шиллера, причем не только исторически, но и систематически. Мы ограничимся лишь кратким упоминанием некоторых отрывков, приведенных в предыдущем номере: Высшее сознание нашей нравственной природы может быть достигнуто только в состоянии жестокой борьбы; высшее нравственное наслаждение всегда будет сопровождаться болью; нравственные достоинства уменьшаются в той противоположной степени, в какой увеличиваются удовольствие и склонность; принцип нравственности требует разума, независимого от всякой силы природы, следовательно, и от нравственных СКАЧАТЬ



<p>150</p>

Со стороны Ueberwegs (loc. cit. p. 174), который в целом трактует юность Шиллера слишком широко и в целом слишком легко склонен предполагать философские отношения, в то время как свидетельства самого поэта, как современные, так и более поздние, говорят против какого-либо более широкого философского чтения в первые 30 лет его жизни.

<p>151</p>

Meurer, Das Verhältnis der Schiller’schen zur Knnt’schen Ethik. Freiburg 1880. p. 43.

<p>152</p>

Tomaschek 8. 36.

<p>153</p>

Аналогично Meurer а. а. О 8. 43 f.

<p>154</p>

Руководствуясь вышеупомянутым стремлением не предполагать о влиянии Канта на Шиллера ничего более определенного, чем то, что может быть ясно и определенно доказано, мы поэтому намеренно обошли в исторической части нашего трактата (см. вопросы 5 и 6) известный отрывок из письма к Кёрнеру от 10 сентября 1787 года, в котором Данксель (WienerJahrbuchderLitteratur 1848. p. 8) полагает признать самое раннее влияние Канта на Шиллера. Ведь когда Шиллер заявляет здесь: «У меня есть только один стандарт морали, и я считаю его самым строгим: 1 поступок, который я совершаю, имеет хорошие или плохие последствия для мира, если он общий?», то чувствуется, что о Канте напоминает приложенное условие; на наш взгляд, один только акцент на (хороших и плохих) «последствиях» позволяет предположить прямое кантовское влияние (ср. Ueberweg 8. 147). – Мы также не можем, вместе с Томашеком (8. 32 f.), почувствовать первое «сильное дыхание кантовского духа» на последних страницах «Теософии Юлиуса». Суждение Уэбервега более благоприятно на стр. 89—91 и 146 f.