ГУВЕРНАНТКА [в стороне, про себя]. Должна ли я оставить их одних? В конце концов, она здесь хозяйка… сама сможет за себя постоять.
[Уходит.
Сцена III
ДМИТРИЙ, МАРИ.
МАРИ. Мой отец пишет, что он не добился у Сейма… того успеха… на который рассчитывал; но он настоятельно просил меня передать вам, чтобы вы не огорчались… что в его луке не одна тетива.
ДМИТРИЙ [с улыбкой]. Я вовсе не огорчен, сударыня. Я обратился к Сейму против своей воли, уступив настойчивым просьбам отца Григория, – и я был готов к неудаче.
МАРИ. Отец Григорий рассчитывал на благородство и рыцарские чувства нашего Сейма; к несчастью, Сейм их не продемонстрировал.
ДМИТРИЙ. Сейм всего лишь сделал то, что должен был сделать. Ошибка целиком моя. Было и впрямь настоящим безумством просить вмешательства Польши в дело, не представляющее для вашей страны непосредственного интереса; но мне иногда приходится уступать фантазиям человека, который спас мне жизнь, вырастил меня, заботился обо мне как отец, – который живет лишь ради меня.
МАРИ. Да… этот славный монах – истинный образец преданности… Но у вас есть и мать, которая также воплощает собой материнскую любовь, достойную восхищения.
ДМИТРИЙ. Увы! Я уже пятнадцать лет не поддерживаю никаких отношений со своей матерью. Все, что мне известно, – это то, что она приняла постриг и живет в некоей Фиваиде7, посреди русский степей. Возможно, она даже не знает, о моем существовании!
МАРИ. Как! Отец Григорий не сообщил ей, что спас вас и что вы находитесь в Польше?
ДМИТРИЙ. Нет, не сообщил. Я горько пенял ему, но он ответил, что дал себе строжайший зарок никому не рассказывать обо мне – не исключая и мою мать, – из страха, что Годунов прознает об этом и пошлет вслед за мной убийц. Он даже и мне многие годы не говорил, кто я такой.
МАРИ [с удивлением]. Вы не знали?
ДМИТРИЙ. Ни в коей мере. Мои самые ранние воспоминания относятся к сцене угличского убийства. Я помню крики жертв, набатный звон, комнату, залитую кровью. Но это было какое-то бессвязное воспоминание, оно ни с чем не соотносилось в моем сознании. Роль, которая мне была отведена в этом трагическом событии, детали моего предыдущего существования, даже лицо матери, – все стерлось из моей памяти. Я уже жил несколько лет в Польше с отцом Григорием, я уже начал учиться в школе ордена св. Василия в Остроге, на Волыни, убежденный в том, что я всего лишь бедный сирота, которого приютил добрый монах. И в одно прекрасное утро, когда я готовился пойти в класс с маленькой связкой книг под мышкой, он подозвал меня и внезапно поведал мне, что я сын Ивана IV, что мой брат Федор, сменивший отца на троне, только что умер, и русский трон принадлежит мне по праву. Он рассказал мне обо всех кознях Годунова, кровавой трагедии в Угличе, обстоятельствах, которым я был обязан своим спасением. Он показал мне завещание моего отца: украшенный самоцветами крест, на котором было начертано мое имя; этот крест был мне подарен по московскому обычаю СКАЧАТЬ
7
Фиваида – египетская пустыня, где селились когда-то раннехристианские отшельники.