В скрещенье лучей. Очерки французской поэзии XIX–XX веков. Самарий Израилевич Великовский

Чтение книги онлайн.

СКАЧАТЬ обычно однородной и всегда равной самой себе, Бодлер обнаруживает неустранимую двуполюсность, совмещение вроде бы несовместимого, брожение непохожих друг на друга задатков и свойств, легко перерождающихся в свою противоположность. С первых же строк пролога к «Цветам Зла», бросая вызов расхожим самообольщениям и для этого намеренно делая крен в сторону саморазоблачения, он приглашает всякого, кто возьмет в руки его книгу, честно узнать себя в ее нелицеприятной исповеди:

      Глупость, грех, беззаконный законный разбой

      Растлевают нас, точат и душу и тело.

      И, как нищие – вшей, мы всю жизнь, отупело,

      Угрызения совести кормим собой.

Перевод В. Левика[29]

      Дальше, прослеживая от раздела к разделу «Цветов Зла» («Сплин и идеал», «Парижские картины», «Вино», «Цветы Зла», «Мятеж», «Смерть») мытарства взыскующего «духовной зари» в разных кругах повседневного ада, складывающиеся в одно долгое странствие по жизни навстречу избавительнице-смерти, Бодлер постарается частично выправить первоначальный перекос. «Сатанинское» он посильно оттенит «ангельским», наваждения «сплина» – томлением по «идеалу», ущербное – окрыляющим, провалы в отчаяние и отвращение ко всему на свете, включая себя:

      Я затерянный склеп, где во мраке и гнили

      Черви гложут моих мертвецов дорогих,

      Копошась точно совесть в потемках глухих, –

«Сплин». Перевод В. Левика

      просветленно-порывистыми взлетами, пусть редкими и краткими:

      Я в музыку порой иду, как в океан,

      Пленительный, опасный –

      Чтоб устремить ладью сквозь морок и туман

      К звезде своей неясной.

«Музыка». Перевод А. Эфрон

      Сколь бы противоположны ни были, однако, иные ипостаси Бодлера-лирика, колеблющегося между двумя крайностями: «ужасом жизни и восторгом жизни», – они всегда не просто взаимоотталкиваются, но и взаимопревращаются. Головокружительная бездонность человеческого сердца («Человек и море») и теснейшее соседство, сцепление, своего рода «оборотничество» в нем благодатного и опустошающе-греховного («Голос») – ключевые посылки бодлеровской самоаналитики, обеспечивающей «Цветам Зла», вопреки всем толкам о «клевете» на род людской, восходящим к прокурорскому обвинению книги в 1857 г., значение непреходящего лирического открытия.

      Здесь, в самом подходе к личности как множественно-подвижной «протеистической» совокупности, коренятся и причины исключительного богатства, глубины, разноликости любовной лирики Бодлера. Между молитвенным благоговением:

      Что скажешь ты, душа, одна в ночи безбрежной,

      И ты, о сердце, ты, поникшее без сил,

      Ей, самой милой, самой доброй, самой нежной,

      Чей взор божественный тебя вдруг воскресил?

      – Ей славу будем петь, живя и умирая,

      И с гордостью во всем повиноваться ей.

      Духовна СКАЧАТЬ