безупречность не давала повода для покаяния. Понимая, что суеверные монахи придают столь же большое значение самым легкомысленным обрядам, как и самым важным доктринам, не видя даже слабого озарения, позволяющего отделить одно от другого, он незаметно научился воспринимать их как человеческую выдумку. Невежество и фанатизм монахов укрепили это убеждение, в то время как косвенные намеки настоятеля, обращенные к чувству, хотя и тщательно скрытые от слуха, подтвердили его. Таким образом, лишенный того, что могло бы примирить такой разум с заточением в монастыре, его беспокойный и утонченный дух сформировал, в конце концов, решимость его покинуть. Одиночество расстраивает или угнетает умы большинства людей. Обретающие силу в смелом предприятии, укрепляющиеся во мнении благодаря участию, они становятся немощными и нерешительными, если и им приходится в одиночку бороться с потоком, но для умов более сильной текстуры уединение питает энтузиазм и становится местом рождения каждого великого подвига. Дуб дает более жизнеспособные побеги и быстрее растет на открытой местности, в то время как более слабое растение требует тени и укрытия, нуждается в поддержке и защите. Именно в одиночных размышлениях душа Ослокова обрела свой пыл, именно в одиночных размышлениях он задумал и составил окончательный план своего побега. Только одно чувство заставило его сожалением отложить исполнение плана. Его друга и наставника огорчило бы столь жестокое и неожиданное для него дезертирство; однако отказаться совсем от своего замысла он не чувствовал возможности. Стоит ли рассказать обо всем настоятелю? Стоит ли полагаться на то, что он отнесется к этому снисходительно, быть может, даже посмотрит на это с одобрением? Возможность получить одобрение настоятеля настроила его откровенно признаться в своих желаниях и намерениях, и Ослоков направился в его келью. Он нашел приора в одиночестве, тот сидел, подперев рукой голову, и изучал бумаги, лежавшие перед ним на каменном столе; падающий на его лицо свет лампы подчеркивал глубокие морщины на лбу. Он поднял взгляд на вошедшего Ослокова и велел ему сесть, указав на лавку. Ослоков подчинился, после чего настоятель неторопливо и печально обратился к нему.
– С сожалением, хоть и без удивления, я наблюдал беспокойство, которое в последнее время вызывает у вас пребывание в монастыре. Свобода теперь кажется вашему восторженному воображению первым из земных благ; зная ваш характер, я убежден, что вы никогда не будете горячо желать того, чего не рассчитываете скоро добиться; мои наблюдения за вашим поведением убедили меня, что вы решительно намерены навсегда покинуть ваше нынешнее пристанище.
Ослоков, покраснев от удивления и стыда, уже собирался поведать обо всех своих надеждах, чаяниях и целях, когда настоятель, махнув рукой, словно призывая замолчать и слушать, продолжил:
– Прежде чем вы осуществите задуманное вами, хочу, чтобы вы внимательно выслушали мой рассказ, который, по всей вероятности,
СКАЧАТЬ
