очень быстро сами собой отпали. Это до какой-то степени объясняло, почему Валя видела во мне чуть ли не гения, и, хотя Бог не обделил меня умом, я все же давал себе гораздо более скромную оценку – тем более, что это касалось не литературы, в которой я достаточно обоснованно мог считать себя умелым и квалифицированным деятелем, а всего лишь работы по специальности, нужной мне только как средство обеспечения существования в самом низком – материальном – смысле этого слова. Но Валю уже ничто не могло остановить в той эскалации восхищения моими способностями, которые она во мне всё открывала и открывала, и было совсем несложно понять, что за это она уже любит меня, и если что-то еще удерживало ее от признания в ней, то скорей не ее замужнее состояние (причем ее муж работал в издательском подразделении здесь же в Центре), а то, что наша с Мариной любовь протекала на глазах у всех, и она никак не могла знать о ней меньше среднего. Если перед ней и возникла задача определить, сто́ит ли моя избранница моего внимания и встречного чувства или не стоит, то она была вынуждена признать, что свое право выбора я использовал по отношению к достойному любви объекту. Но во всем остальном Валя своих восторгов в мой адрес не умеряла. И этому была еще одна явная причина: из всех коллег, с которыми она вынужденным образом имела дело, я один относился к ней уважительно и по-человечески, поскольку действительно ее уважал, хотя и не восхищался. Она трудилась на совесть с полной искренностью, пусть не всегда вполне толково, но так, что это бесспорно выделяло ее среди других сотрудников, особенно сотрудниц, которых ее беззаветное служение делу просто компрометировало и прямо-таки оскорбляло. Должно быть, в ней видели какого-то особого типа штрейкбрехера на фоне бездеятельных, некомпетентных и ленивых коллег, лишь отбывающих время на рабочем месте, и потому дружно ненавидели ее зрелой классовой ненавистью как враждебный всем нормальным сотрудникам элемент. И уж они-то с энтузиазмом, которым прямо-таки упивались от удовольствия, травили Валю за всё, что с ней было связано или исходило от не. Ей хамили, считая это доблестью и одновременно своего рода «ленным правом» и так называемые старшие и младшие научные сотрудники, старшие инженеры и просто инженеры, даже техники и лаборантки, у которых еще «эскимо на губах не обсохло», то есть вся отдельская табель о рангах, и на все это злопыхательское действо милостиво взирали начальник ее сектора и начальник лаборатории, в которую этот сектор входил. Противостоять этому разгулу морального террора было невозможно. Валя отказывалась понимать его природу – ведь она во всем поступала честно, даже не жаловалась на своих издевателей, портивших ее репутацию гнусными сплетнями, где только могли. Глядя на рожи ее гонителей, я понимал, что вступаться за нее открыто, например, на собрании, совершенно бесполезно
СКАЧАТЬ
