и мягко, лицо казалось лишь слегка удивленным, но, тем не менее, радостным. Белокурые волосы крупными кольцами сбились на лоб. Я принялся целовать ей лицо, потом грудь – в тот момент я впервые задумался, кого мне напоминает она своим телом и светом, исходящим от него, а затем и позой, когда я уложил ее на бок, и почти сразу нашел ответ – если не считать несходство Рининой головы с темноволосой моделью Гойи, она была почти вылитая «Обнаженная маха» с портрета этого Великого испанца. Казалось бы, этому тоже можно было только радоваться, но при совмещении этих двух образов в один я вдруг почувствовал, что посылавшее меня в бой напряжение в чреслах вдруг стало почему-то исчезать. Я продолжал целовать прелестное тело, но уже не думал обнажаться сам – мне было нечего предложить своей махе в качестве орудия удовлетворения, но и не ласкать такое тело я тоже не мог. Не знаю, какой гипотезой воспользовалась Рина – ей, видимо, было так приятно получать даже то, что являлось для нормального акта соития только прелюдией, но она осталась мне благодарна и за это. Не исключено, что Рина простила мне осечку, представив, что в последний момент образ Лены оказался между нею и мной. Будучи действительно хорошей подругой моей жены, она, вероятно, нашла это вполне естественным – не так-то просто человеку, которого она прилюдно называла идеальным мужем, в один момент перестать быть идеальным. У меня же было другое объяснение случившемуся, хотя и довольно близкое к Рининому. Я понял на сей раз, что это Ленино поле на расстоянии окутывает меня даже когда это мне, а, возможно, и ей уже не было нужно.
Однако кто может знать, чьими полями и ради чего именно так управляет нами Вседержитель Судеб, Всемогущий Творец? Женщина в электричке заставила меня безапелляционно и мгновенно ее захотеть, в то время, как вполне знакомая и давно привлекающая к себе Рина, представшая передо мной в доселе невиданном блеске, вдруг словно бы этим самым блеском пригасила мое желание завладеть ею. Произвольной ли была направленность действия полей? В этом я очень сильно сомневался. Какая спонтанность, с моей точки зрения, а лучше сказать – для меня, могла иметь место, когда речь шла о перемене определяющего вектора всей моей жизни? Если я принял решение изменить ее, перестав посвящать себя Лене, то зачем после этого я стал бы мешать самому себе? Было ясно, что это сделали внешние силы – и уж, конечно, не мои внутренние и не просто инерциальные силы привычки. Впрочем, что я мог в этом тогда понимать? Будто и инерция была предусмотрена кем-то еще, кроме Бога. Последействие случившегося соития – какое-никакое – наблюдается всегда и везде, а уж кто или что накладывает блокировку на близость, наперед не узнать.
Неудача в попытке нашего сближения до конца не обескуражила Рину, пожалуй, даже наоборот – в чем-то ее обнадежила и воодушевила. Иначе трудно было бы понять,
СКАЧАТЬ
