Поворотные времена. Часть 1. Анатолий Ахутин

Чтение книги онлайн.

СКАЧАТЬ ум философа, – странно: ни с чем не совпадает, но все содержит. Оно ничто из того, о чем повествуют знатоки, потому что всё (и каждое как единичное средоточие всего) – больше всего перечислимого и рассказываемого. Оно не имеет места и времени, напротив, все места и времена как-то находятся в нем. Поэтому и находится оно умом и в уме, который сам не имеет места и времени (неуместен, утопичен, отвлечен – как угодно).

      Философское любопытство столь необъятно, что допытывается такого «всего», что всегда отсутствует. Оно допытывается одного: всего, которое настолько везде и всегда, что нигде и никогда, в частности. Поэтому хотя то самое, чем занят философский ум, касается всего, но касается он (и оно) всего так, что не выливается во всезнание (ни тем более во всеполузнание). Он – ум – один и есть та сосредоточенность мысли, которая способна коснуться сосредоточенности всего в одном. «Внемля не мне, а логосу (тому, в чем и чем сообщено, собрано и разобрано все сущее. – А. А.),45 нужно согласиться (с логосом. —А. А.): мудрое [вот что]: как все есть одно» (ibid. В 50). Ум находит искомое бытие там, где находится (находит себя) сам. «Разум, – приведем мы знаменитые слова Аристотеля, – разумеет самого себя, соучаствуя (κατά μετάλεψιν) в разумеемом, а разумеемое становится (оказывается самим собой. – А, А.) в (самом этом) касании (θιγγάνων) и разумении, так что разум и разумеемое – одно и то же» (Metaph. XII 7, 1072 b 20). Нет, стало быть, ничего странного в том, что то самое, чем занимается философский ум, и то самое, что его занимает (τό πράγμα αυτό; die Sache selbst), сходятся, соприкасаются так близко, как два смысла одного и того же выражения, как одно и то же самое. Входя в эту классическую тему философии – тождество мышления и бытия, будем, однако, помнить об аристотелевском слове θιγγάνω – «касаться»: точка касания столь же соединяет, сколь и разделяет нечто непроницаемое друг для друга.

      Как бы там ни было, универсалистские претензии философии никто не отменял и не ставил под подозрение на протяжении веков. Именно эта претензия и стала источником самых традиционных ее дефиниций. Вот, по случаю, пара таких определений. Филон Александрийский (I в.), знаменитый «синтезатор» эллинской и иудейской мудрости: «Философия – служанка (рабыня) мудрости (софии)… София же есть знание божественных и человеческих (вещей) и их причин» (De congressu eruditionis gratia, 80). А вот XII в., эпоха аккуратнейших различений и определений. Перед нами словно точный – разве что без всяких «служанок» – перевод этой дефиниции на латынь схоласта Гуго Сен-Викторского: «Philosophia, – определяет он, – est disciplina omnium rerum humanorum atque divinarum rationis plene investigans. (Философия есть наука, отыскивающая полное основание как всего человеческого, так и всего божественного)»46.

      He станем множить свидетельства, это достаточно устойчивая характеристика. Философия рассматривает некоторым образом все, говорит обо всем. Тем более важно уяснить, каким именно образом и как это вообще возможно говорить обо всем – божественном и человеческом, теоретическом и практическом. Каким же СКАЧАТЬ