Введение в русскую религиозную философию. Л. И. Василенко
Чтение книги онлайн.

Читать онлайн книгу Введение в русскую религиозную философию - Л. И. Василенко страница 28

СКАЧАТЬ При строгости законов следует учить людей быть добрее.

      Леонтьева привлекала идея Соловьева, что Церковь нуждается в большей свободе и развитии: «…Развившаяся дальше церковь станет многолична и многовластна, даже и при некоторой соборно-аристократической централизации на Босфоре» (3, с. 216). Иначе говоря, независимая православная иерархия в Константинополе нужна Церкви в России. Косвенно это критика синодальной системы и допущение, что в Киевский период церковно-государственные отношения были лучше. По поводу таких слов можно поставить куда больше вопросов, чем получить ответов. Леонтьев хотел видеть на Востоке не просто сосуществование отдельных православных церквей, а высокую степень их внутреннего единства в противостоянии Риму, который важен был для Соловьева.

      Прот. Иоанн Мейендорф не занимался разбором всего творческого наследия Леонтьева, но отметил, что византийский религиозно-политический идеал существовал в ином виде, как его выразил в XIV в. патриарх Константинопольский Антоний: «Невозможно христианам иметь Церковь и не иметь императора. Между Церковью и империей есть великое единство и общность, и их невозможно отделить друг от друга» (10, с. 229). Основа же этого единства – общая преданность Христу, Христова власть над всеми в Церкви и государстве, неразделимость Божественного и человеческого как в личной, так и в общественной жизни. «Без Бога не может быть ни личного, ни общественного совершенства» (с. 230).

      Такое понимание византизма отличается от леонтьевского и является более привлекательным. Но обмирщение общества ведет к практической нереализуемости и этого идеала. Леонтьев истолковал бы это в пользу своего жесткого понимания. Но возникают другие – не-леонтьевские – вопросы. Разве не началось обмирщение христианского общества еще в IV в.? Насколько глубокой была христианизация византийского общества во все века, начиная с Миланского эдикта? «Была ли Византия столь полно преобразована и преображена как общество, что находилась в полном соответствии с замыслом Божиим о тварном мире, или она все же оставалась падшим обществом – во власти греха, зла и смерти?» (10, с. 230). Не случайно столь восхищавшие Леонтьева монахи совершали великое отречение и уходили из обмирщенных византийских городов в пустыни, чтобы не подчиняться тем требованиям, которые им навязывала империя. Из пустыни они приходили для борьбы с империей, когда она пыталась своей земной правдой, а иногда и явной ересью, подменить истину Христову, и для напоминания, что гармония империи и Церкви в земных исторических условиях невозможна. В этом – великое пророческое значение монашества в истории, которое Леонтьев оставил в тени.

      Своей ли силой стоял византизм или по милости Божией, по молитвам византийских святых, пока чаша грехов, наконец, не переполнилась? Не-леонтьевский вопрос, не-леонтьевский будет и ответ. И все же Леонтьева можно понять и в чем-то принять, хотя и далеко не во всем. Однажды он заявил, СКАЧАТЬ