– Бюсты по местам, – пропела Ковалевская, оседлав широкий подоконник актового зала. – Руки за голову, лицом к стене. Отлично орёшь. Финальную ещё не хочешь проорать? Морально поддержишь магистрантов.
– Только если ты будешь гроулить бэком, – хмуро бросила Вера.
Майя звонко расхохоталась, запрокинув изящную головку.
Закрыв глаза, Вера помассировала веки и виски, но это не помогло. Её зрение было неидеальным, но линзы она носила редко – лишь по особенным случаям.
Сегодня был один из таких, и глазам в линзах было кошмарно некомфортно.
Засев в актовом зале с самого утра, она яростно прогнала три репетиции спектакля о жизни британской короны, сценарий к которому написала её воодушевлённая рука. До конца не выверенный спектакль час назад пролетел над аудиторией звонко и уверенно.
Как копьё, пущенное наугад, но профессионалом.
Теперь же между мероприятиями сияло окно, а впереди поджидало самое ужасное.
Соло. Трижды проклятое соло.
За окном уже совсем стемнело, и в углах зала зажглись светильники в виде факелов.
Но теплее не стало.
Насколько слабо она волновалась вчера, настолько же кошмарно беспокоилась сегодня.
В голову как назло не шёл ни один вариант подходящего выражения лица, которым можно пальнуть по зрителям в случае вокального фиаско.
На первом курсе она читала со сцены монолог Гамлета в оригинале.
И за пару часов до этого ладони потели так же сильно.
Тогда ей очень пригодилась уловка концентрации внимания на одном лице в зале. Выбрав одни глаза, куда проще застелить покрывалом всю прочую мимическую мазню.
И выдать амнистию своей творческой личине.
Но сейчас всё было гораздо хуже. Вокруг Гамлета хотя бы не бились оттенки нот.
Одно неловкое движение голосовых связок – и соло надломлено.
О безупречной связи слогов с регистрами речь уже не шла; сейчас она мечтала хотя бы не изуродовать самые важные октавы.
Алиция Марковна – пожилая, но безмерно бодрая худрук университета, что была известна под прозвищем «Мальвина» из-за волос цвета лазури, – была уверена в ней на все сто. Ни капли этой уверенности сегодня перенять не получалось.
И куда делась горделивая и самовлюблённая вокальная осанка, что пребывала с ней все репетиции подряд?
От копчика к шее то и дело прокатывалась волна колкого ужаса. Желудок ныл и сжимался.
Не могу даже представить, чья рожа сумеет помочь сегодня.
Шавель, конечно, рвался приехать и стать той рожей, на которую она будет смотреть.
Но спокойствия ей он бы вряд ли прибавил, и она сухо отклонила этот благородный порыв. Может, и зря.
Тем СКАЧАТЬ