Книга формы и пустоты. Рут Озеки

Чтение книги онлайн.

      – Это верно. Ты же мог пораниться. Мог разбить стекло. А окно – школьное имущество.

      – Дело не в этом.

      – Тебя не волнует, что это школьное имущество?

      Он снова покачал головой.

      – Нет, мне просто было жаль его.

      Директриса нахмурилась, потом ее лицо просветлело.

      – А, ты, должно быть, имеешь в виду птичку? Да, конечно. Это очень печально, когда вот так погибает маленькая птичка.

      – Не птичку, – сказал Бенни. – Окно.

      – Окно?

      – Стекло. – Разговор зашел явно не туда, но было уже поздно. – Мне было жаль оконное стекло.

      Директор Муни была не виновата, что она не понимала. Она проработала в школе почти сорок лет и уже собиралась на пенсию. Хоть она и гордилась своей способностью общаться с детьми, в последнее время ей становилось все труднее понимать своих юных учеников. Она уже просто не понимала, с кем имеет дело. Тела их выглядели примерно так же, как у прежних детей, но разум, казалось, подменен каким-то инопланетным сознанием. Муни поймала себя на том, что смотрит на мальчика, вытаращив глаза, и попыталась взять себя в руки.

      – Боюсь, я не понимаю тебя, дружок. Можешь объяснить?

      Бенни вздохнул, и когда он выдохнул, то, кажется, стал еще меньше. Он начал говорить так тихо, что директрисе пришлось наклониться еще ближе, чтобы расслышать.

      – Оно не хотело убивать птицу.

      Бенни тогда еще не успел привыкнуть к голосам и никогда до этого момента не пытался говорить за них. Он не представлял, что это будет настолько трудно.

      – Раньше оно было песком, – сказал он. – Оно помнит, что было песком. Оно помнит птиц, помнит, как они ходили по нему лапками. Оставляя маленькие следы. Оно не хотело становиться стеклом. Оно не собиралось быть обманчиво прозрачным. Оно любит птиц, любит наблюдать за ними из своей рамы, поэтому оно плакало. Мне не надо было его бить, но я хотел, чтобы оно замолчало.

      Он поднял взгляд и увидел перед собой лицо пожилой женщины, испещренное сотнями миллионов морщин тревоги и замешательства.

      – Простите. Забудьте все, что я говорил.