ПМЖ. Феликс Чечик

Чтение книги онлайн.

      Не будем всё-таки о грустном,

      а будем, глядя на огонь,

      пить чай, не торопясь, вприкуску, —

      глаза в глаза, ладонь в ладонь.

      Из алюминиевых кружек

      вылавливать чаинки и

      печалится, не обнаружив,

      в сердцах ни капельки любви.

      А только странное желанье:

      друг в друге раствориться, как

      кусочек сахара в стакане

      и самолётик в облаках.

      Я сяду на троллейбус «Бэшку»,

      и по Садовому кольцу

      с чужим народом вперемешку

      поеду к своему концу.

      На полусогнутых, на слабых,

      в последний путь, не в первый раз

      подпрыгивая на ухабах

      и в душной тесноте трясясь.

      Свою отпраздновав победу

      не чокаясь, один в толпе,

      трамвайной вишенкой уеду

      в троллейбусе маршрутом «Б».

      Я подарю тебе клетку,

      в клетке поёт тишина,

      на перекладину-ветку

      с краю уселась она.

      Чтобы ты слушала трели

      и не печалилась зря

      от середины апреля

      и до конца декабря.

      Спи, пограничник вполглаза,

      ты во вселенной один,

      скоро из сектора Газа

      заголосит муэдзин.

      Доброе утро, Израиль!

      Доброе утро, страна!

      Поездом прямо из рая

      по расписанию на

      небо надежду посеяв,

      крестные муки суля.

      И машинист Моисеев

      в топку подбросил угля.

      Мимо Ваганьково на 23-ем

      жёлтом трамвае в Израиль уедем.

      И краснопресненские тополя

      обетованная сменит земля.

      А на подошвах другая, конечно,

      сколько не чисть – остаётся навечно,

      сколько не мой – остаётся навек

      грязно-солёный кладбищенский снег.

      Юрий Давыдович, лет через восемь

      с сыном приедем, прощенье попросим,

      сами не зная за что и зачем,

      чтобы уехать уже насовсем.

      Я выйду из леса. Я стану как вы,

      точнее прикинусь таким,

      лишь на ночь снимая парик с головы,

      с лица опротивевший грим.

      На двух, чтобы не отличаться от вас

      я буду ходить, семеня,

      и только огонь непогашенных глаз

      нет-нет, да и выдаст меня.

      Заплачет ребёнок в ночной тишине

      и мать не поймёт от чего,

      бедняжка, она обратится ко мне,

      чтоб я успокоил его.

      И я колыбельную песню спою,

      и он, как убитый уснёт,

      обняв по-звериному морду мою

      и в тёплый уткнувшись, живот.