Самоубийство Пушкина. Том первый. Евгений Николаевич Гусляров

Чтение книги онлайн.

      Костёр веселья разгорался неторопко. Оркестр вверху, на ярусе, шумел, как улей – настраивались инструменты.

      Фрачный Пушкин весёлой лёгкою походкой летит на середину зала с какою-то очаровательной молдаванкой, которую называет Марией. Машет оркестру рукой, как бы задавая такт.

      Молоденький пехотный офицер, опережая Пушкина, пытается командовать оркестру.

      – Кадриль! Кадриль! – кричит он. – Давайте кадриль!..

      – Мазурку! – командует Пушкин, и со всей решительностью пускается со своей дамою по зале.

      –Играй кадриль, – повторяет офицерик, впрочем, не совсем решительно.

      – Мазурку, мазурку, – кричит со смехом Пушкин.

      Музыканты, которые и сами в военной форме, берут, весьма неожиданно, сторону фрачного Пушкина. Мазурка грянула.

      Сконфуженный офицерик отходит в сторону.

      За сценою этой с мрачною миной наблюдает полковник Старов. Выбрав момент, он подзывает к себе робкого своего подчинённого, чтобы сделать выговор.

      – Экий вы не смелый, – говорит он. – Надобно, по крайней мере, чтобы Пушкин извинился перед вами. Потребуйте от него извинений.

      – Да как же мне требовать, – мнётся тот, – я их совсем не знаю…

      – Не знаете, – сурово глянул на него Старов, – ну так я сам позабочусь о вашей чести. Запомните, молодой человек, – переходит он к назиданию, – офицерская честь – наше общее дело, не след ронять её перед всяким фрачным шпаком…

      Кишинев. февраль 1822. Вечер на масленицу у вице-губернатора М.Е. Крупенского.

      Странное впечатление производит этот вечер. Есть движение, говорят слова, люди жуют, пьют шампанское, играют в карты, но все это так накатано и привычно, что не должно остаться этого вечера в памяти, будто его и не было, как не было огромного числа дней и вечеров, бывших прежде этого. И если даже смеются люди и отпускают шутки, то всё это с тем жестоким оттенком бездушия, при котором через мгновение не остаётся следа ни от шутки, ни от смеха, ни от самой жизни… И в лицах и в осанке большинства – утомительная обязанность проматывать это даровое драгоценное наследие – жизнь, неизвестно за что данную этим людям.

      Инерция давно остановившегося движения. Житейский тлен, подгоняемый ленивым ветром привычки жить.

      Болото жутко тем, что затягивает.

      Можно ли объяснить жутью этой ряд диких и бессмысленных выходок Пушкина в кишиневскую пору? Его нельзя оправдать, понять можно. Им руководил страх так же превратиться в живую мумию. Какого контроля надо ждать от человека, который почуял вдруг гибельную власть трясины, когда отвратительная жижа уже достигла горла и готова смешаться с живым дыханием?

      Сопротивление болоту и гибельный страх не выбирают формы. Форма нужна красоте и покою, стремительность и ужас обрести её не успевают.

      Можно ли научиться вести себя достойно в мире призраков?

      …Вот Пушкин. Он продолжает с офицером Липранди начатый ещё на улице СКАЧАТЬ