Богом». Они пытаются действовать, как ранее, но из этого ничего не выходит, и они лишь разрушают мир, которым Господь пытается действовать в них. Им не нужно делать ничего иного, кроме как «сохранять терпение и усердствовать в молитве, без какой-либо деятельности; от них здесь требуется только, чтобы они сохраняли свою душу в полном покое, свободной и незамутненной никакими познаниями и размышлениями, не заботясь о том, над чем размышлять и как созерцать. Достаточно того, чтобы их спокойное и любящее внимание покоилось на Господе и исключало любую тревогу, любую деятельность и любое лишнее желание познать и почувствовать Бога». Вместо этого они тщетно трудятся без сведущего руководства и, возможно, мучатся мыслью, что в молитве лишь зря теряют время и лучше было бы совсем оставить ее. Если бы они могли спокойно предаться темному созерцанию, то скоро ощутили бы то, о чем говорит вторая строка стихотворения: сжигаема любовью. «Ведь созерцание есть не что иное, как таинственный, мирный и любящий поток Божий, который, если ему не препятствовать, зажигает душу духом любви». Поначалу подобное любовное воспламенение не бывает воспринято душой. Она чувствует скорее сухость и пустоту, болезненный страх и тревогу. А если что-либо и ощущается, то скорее порыв мучительной тоски по Богу, незаживающая любовная рана. Лишь позднее душа осознает, что Господь хотел очистить ее, проведя через Ночь чувств, и подчинить чувства духу. Тогда она восклицает: «О жребий мой блаженный!» – и лишь теперь понимает, как полезно было для нее «выйти стороною». Это освободило душу от рабства, в котором ее держали чувства, мало-помалу избавило пристрастия от всего тварного и обратило их к вечным ценностям. Ночь чувств была для нее тесными вратами (Мф 7, 14), ведущими к жизни. Теперь ей предстоит пройти узким путем через Ночь духа. Так далеко добираются немногие, но польза от первой Ночи уже достаточно велика. Душа познает себя. Она приходит к пониманию собственной нищеты, не видит более в себе ничего хорошего и тем самым научается представать перед Господом со страхом Божьим. Лишь теперь перед ней раскрывается все величие и могущество Божье. Именно свобода от всякой поддержки со стороны чувств и позволяет принять озарение и открыться истине. Поэтому и говорится в псалме: «…По Тебе томится плоть моя в земле пустой, иссохшей и безводной, чтобы видеть силу Твою и славу Твою, как я видел Тебя во святилище» (Пс 62, 2–3). Этими словами псалмопевец дает понять, что «не духовные радости и бесконечные наслаждения… были условием и способом познания славы Божьей, а сухость и обнажение чувственного человека…». Под «пустой землей» св. Хуан понимает невозможность познать Бога с помощью дискурсивного мышления или же продвинуться вперед при помощи исследующего размышления и воображения.
В сухости и пустоте душа обретает также смирение. Исчезает прежнее высокомерие, так как человек уже не может найти в себе ничего, что давало бы повод смотреть на окружающих свысока. Скорее, окружающие кажутся ему намного
СКАЧАТЬ
