Последний поклон. Виктор Астафьев

Чтение книги онлайн.

СКАЧАТЬ основательно, спокойно и редко кто срывался, если и срывался тот или иной родственник, вспоминавший какую-либо давнюю обиду, его или уговаривали, или дружно связывали, не давали войти в распал.

      Пожалуй, только Верехтины отличались неуемным буйством. Они почти все жили в одном переулке, гуляли обычно в Троицу, и можно было слышать из верехтинского переулка хруст ломаемого дерева, крики: «Караул!», «Мама!», «Пусти меня!» Затем грохал восьмикалиберный дробовик, следом за ним слышался голос кривоногого Тимши Верехтина, самого старшего в родове:

      – Пер-ры-стреляю-у-у! Всех уложу-у-у-у!..

      Никто в верехтинский переулок в эту пору не совался, хотя узнать хотелось, что и как там? И когда являлся из переулка немой Кирила, родственник Верехтиных, его облепляли женщины и тормозили расспросами. Кирила плакал, и по его носатому, большому лицу на вышитую плисовую рубаху катились слезы. Очень жалели все люди трудягу мужика, угодившего в такую неподходящую для него родню.

      – Па-па – пу-у-ух! – изображал Кирила, как из дробовика палил Тимша. – Мама – ой-ой-ой!.. Я – у-у-у!

      И он показывал, как растаскивал братьев, но они порывали на себе рубахи, побили в избе посуду и на нем хотели порвать рубаху, да он ушел, устал потому что, и глаза его не глядели бы на такую жизнь. Пожалуй, пойдет он сейчас и утопится. Кирила отправлялся дальше, неся утробный, протяжный звук, бабенки, что побойчее, приближались к верехтинскому переулку:

      – Вот, достукалися! Кирила топиться пошел!..

      Из-за верехтинского заплота посылали всех подальше. Собирая на груди изодранную кофту, с вечным синяком под глазом, выскакивала из ворот «сама» – Платошиха, спрашивала, в какую сторону ушел Кирила, отбегала на безопасное расстояние и кричала:

      – Всех он вас, бандитов, обрабливает! Вы его мизинцу не стоите! Чтобы вы сегодня же поиздыхали! Чтобы вы все по тюрьмам поизгнивали!..

      Улица сочувственно расступалась перед женщиной, наша бабушка, вечно недовольная дедом, мною, детьми, не удержалась и как-то изрекла признание:

      – Нет, не скажу худого про своих робят и про мужа свово. Синяка единого не нашивала. А эт-то чё жа, матушки вы мои, родну мать чуть чего – и в кулаки! Да распоследнее это дело! В сельсовет надо жаловаться. В сельсове-ет.

      – Ага, поди пожалуйся, – поддакивали ей. – Митроха-то чьего корня отросток? То-то и оно-то!

      Бабушка не раз говаривала, что ребят своих держала строго, даже излишне строго, зато имеет результат. Она и посейчас еще напускала на себя суровость, чтоб сыны ее и дочери – иные из них уже и сами деды! – не забывали, кто она и что она. «Робяты» охотно доставляли ей удовольствие властвовать над ними и гнету не испытывали. попавши под эту, как бы уж и невзаправдашнюю, кратковременную власть.

      В сбившемся на ухо платке, бабушка выпорхнула во двор, прервала праздное времяпрепровождение.

      – Робята! Мужики! Вы каково же дьявола сидите, табак переводите?

      – А СКАЧАТЬ