Чахотка. Другая история немецкого общества. Ульрике Мозер
Чтение книги онлайн.

Читать онлайн книгу Чахотка. Другая история немецкого общества - Ульрике Мозер страница 10

СКАЧАТЬ эстетизации болезни и представлению о ней как о недуге натур возвышенных, художественных, тонких и чувствительных.

      Чахотка была болезнью XIX века, на протяжении столетия с лишним она была воплощением страдания и породила новое, романтизированное восприятие болезни[90]. Считалась, что чахотка – болезнь «особенная», что она одухотворяет, украшает, делает чувствительным и восприимчивым, о чем свидетельствовали не только произведения искусства и литературы, но и медицинские труды.

      2. Идеализированная болезнь

      Романтизм трактовал болезнь не как ограничение, дефицит или недостаток: напротив, он считал ее закономерной частью бытия, более того – способом глубинного познания жизни. Классицизм провозглашал «Прекрасное, доброе, истинное», гуманное, добродетельное и возвышенное, равновесие и гармонию, фантазию, усмиренную стилем и разумом. Романтики высвободили фантазию из этих рамок. Они покончили не только с просветительским требованием рациональности и полезности, но еще и открыли для себя смутность и расколотость мира. Сказки, религия, мечта и волшебство, но и «ночная сторона жизни», кошмар и морок. Новые мотивы и состояния засверкали всеми гранями: любовь и смерть, затмение разума и бессознательное, отчаяние, безумие, болезнь[91].

      Новалис писал: «Поэзия властно правит болью и соблазном – желанием и отвращением – заблуждением и истиной – здравием и недугом. Она смешивает всё во имя собственной великой цели всех целей – во имя возвышения человека над самим собой»[92].

      Романтизм эстетизировал болезнь и смерть, придал им философскую ценность. Естествоиспытатели, врачи, поэты и художники открыли их метафизический смысл. Филипп Арьес назвал романтизм «эпохой прекрасной смерти»[93],[94]. Смерть «…не страшна, не безобразна. Она прекрасна, и сам умерший красив»[95].

      Страх перед смертью был прежде всего страхом окончательного прощания с любимым человеком. Романтики противопоставили этой потере фантазию вечного единства и общности: смерть не разлучает влюбленных, она-то как раз и соединяет их навеки[96].

      3. Новалис: болезнь как принцип художественного творчества

      Ни один поэт не был так тесно и проникновенно связан со смертью, как Георг Филипп Фридрих фон Харденберг, именовавший себя Новалисом[97]. «Никто другой, рассматривая человека по отношению к неизбежной смерти, не доходил до столь фундаментальных глубин в его постижении», – пишет его биограф Винфрид Фройнд[98]. На неизбежность скорой смерти поэт отвечал неистовым творчеством, чтобы творческое начало восторжествовало над гибелью.

      Конец ознакомительного фрагмента.

      Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

      Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

      Безопасно оплатить книгу можно банковской СКАЧАТЬ



<p>90</p>

См.: Herzlich S., Pierret J. Op. cit. S. 40.

<p>91</p>

См.: Beutin W. u. a. Deutsche Literaturgeschichte. Von den Anfängen bis zur Gegenwart. Stuttgart; Weimar, 1994. S. 173ff. А также: Frevert U. Der Künstler // Der Mensch des 19. Jahrhundert. Essen, 2004. S. 292–323, зд. S. 298f.

<p>92</p>

Цит. по: Engelhardt D. von. Krankheit, Schmerz und Lebenskunst. Eine Kulturgeschichte der Körpererfahrung. München, 1999. S. 67.

<p>93</p>

Aries Ph. Geschichte des Todes. München, 1995. S. 521.

<p>94</p>

Здесь и далее «Человек перед лицом смерти» Филиппа Арьеса цитируется в переводе В. Ронина. – Примеч. пер.

<p>95</p>

Ibid. S. 601.

<p>96</p>

См.: Anz T. Der schöne und der häßliche Tod. Klassische und moderne Normen literarischer Diskurse über den Tod // Klassik und Moderne. Die Weimarer Klassik als historisches Ereignis und Herausforderung im kulturgeschichtlichen Prozeß. Stuttgart, 1983. S. 409–432, зд. S. 420.

<p>97</p>

О Новалисе см.: Freund W. Novalis. München, 2001; Hädecke W. Novalis. Biographie. München, 2011; Schulz G. Novalis. Reinbek bei Hamburg, 1969.

<p>98</p>

Freund W. Op. cit. S. 153f.