рядом оказалась Люба, и это было честно: вся такая, как была, белокожая и смешливая, всегда была смешливая, скрывалась за этой смешливостью… это честная история, пусть будет как есть, как было. «Что ты так смотришь, Костя, – спросила Люба, – сколько можно ждать тебя?» – тело ее, кожа были какими-то особенно мягкими, бороздка появлялась от простого прикосновения, почти без усилия, достаточно провести пальцем и остаётся след, а от поцелуев она вся становилась подарочного розового цвета, праздничного, и не могла отказать, и самому невозможно было отказаться, и он тронул её, провёл пальцем, забыв обо всём – на груди у неё появился розовый след, а сосок просто засветился радостным красным, она придвинулась, прижалась и подставилась бёдрами, и входить в неё было победительным наслаждением, она приникала покорно и от каждого удара таяла-таяла-таяла, воплощённая женственность, и он взмок с нею, и тиранил, тиранил её и излился в неё… и… и тут же очнулся… А-а-о!!.. Гос-поди… боже… Что это было?! Это он что? прямо здесь?! Как же могло такое случиться!? он кто?.. оказалось… это ему показали… просто животное… как на самом деле, как он на самом дне… гос-поди… Он заплакал. И это после всех слов и решений – боже, боже, и что теперь делать – это всё, конец, он неисправим, он плакал, понимая своё бессилие… он знал Любу, её неумение отказать, её какую-то природную нечистоту – также было и тогда, дома, когда Татьяна застала их, он притащил её домой, был под кайфом, ударил Любу в ответ на её мат… а потом Таня лежала и ударяла головой об пол, и у него, оказалось, хранятся внутри где-то эти глухие удары, все, до единого, вот они, через промежутки… это и есть правда о нём… и как он уничтожил… каким-то лотерейным шансом попал сюда, при этом… воплощая… представляя собой… но это нельзя… и, видимо, будет очень больно, а он всегда боялся боли, пытки, знал это, ужасаясь судьбам замученных людей, знал, что не выдержит, в детстве ещё решил, что нужно сразу в висок, плакать можно, пускай, мозги только отключить и если есть окно, то головой вниз, чтоб не покалечиться, а сразу разбиться, опережая пытки… могут раздавить в прах, в ничтожество… нужно самому сразу, а то не выдержишь… Он вытягивал и вытягивал из себя эту страшную перспективу, глуша увертливые слова, слова кончились, теперь будут не слова, это там он человек слов, не слова, а слов, из какого сора и грохочущая слякоть… не нужно это, нужно искупать, нужно искупить – и он рванулся, с каждым шагом все теснее обжимаясь испуганной плотью. Там, впереди, навстречу вырастали огромные чёрные воротища, которые почуяли его издалека, встрепенулись и дрогнули всей высотой, стали разлепляться ему навстречу – а он бежал к ним изо всех сил, глушил голову и рвался вперёд, и в глаза, через первую тонкую щёлочку, пыхнул ослепительный огонь и его разом втянуло в открывшуюся щель, внутрь, в светящееся дымное жерло, и там, в этом горле, быстро-быстро хлещущий по сторонам узкий чёрный язык обвил его, схватил как кусочек грязи и забросил к себе внутрь – и он уже падал с огромной высоты в открывшуюся
СКАЧАТЬ
