потом, эвакуировать в ближайшее укрытие. Однажды, физически крепкий и возбужденный молодой парень, каким – то образом освободившись от жгутов, соскочил с операционного стола, разметав стерильно одетых и уже «помытых» хирургов и медсестер. Выскочив из операционной, галопом понесся по отделению, оставляя за собой обильный кровавый след из раны разбитой головы. Преодолев полутемный коридор, заскочил в освещенный пищеблок. Мне удалось настичь его только на подоконнике распахнутого окна. Через несколько минут, вырубленного до бессознательного состояния, я притащил его на плече обратно, и мы продолжили прерванную операцию. Не меньше, по количеству и напряжению физических сил, приходилось тратить на уже зафиксированного и полностью обездвиженного глубоким наркозом пациента. В конце двадцатого века, через тысячи лет с момента выполнения первой трепанации лекарями древних цивилизаций, технология проведения сложной операции, по существу не изменилась. Как и раньше, в качестве основного инструмента, позволяющего обеспечить доступ к поврежденным сосудам и структурам головного мозга, использовался обычный механический коловорот. Естественно, усовершенствованный медицинский, предварительно простерилизованный. Но все равно – механический. Нейрохирург напряженно сверлил необходимые отверстия, а я – изо всех сил пытался удержать непослушную голову пациента в удобном для него положении. Это было не так просто даже для крепкого, физически развитого мужчины. На последних этапах сверления, перед сосудистой оболочкой мозга, счет шел на доли миллиметра. Медсестра не успевала промокать стерильной салфеткой наши потные лбы. Иногда хирургу казалось, что я недостаточно крепко держу голову, и он, не стесняясь присутствующих женщин, награждал меня крепким словцом.
Если травмы были сочетанными, операционная до отказа наполнялась другими специалистами. Кроме нейрохирургов, анестезиологов и реаниматологов, свои неотложные мероприятия одновременно выполняли урологи, травматологи, кардиологи, их помощники и многочисленные лаборанты. Сложные операции затягивались на долгие часы. Наши нейрохирурги, единственные из всех, могли оперировать сидя. В эти минуты, особенно если на столе находился доставленный с улицы бродяга, без роду и племени, а характер полученных им травм тянул на «несовместимые с жизнью», меня постоянно одолевали мысли о целесообразности и разумности происходящего. Что будет, если сейчас начнется массовое поступление других тяжелых пострадавших? Как во время недавнего обрушения строительных лесов на обкоме партии. Вторая операционная тоже была занята сложной операцией с подобным пациентом. Явно, не хватит ни профессиональных, ни материальных ресурсов. Конечно, подключатся другие операционные и другие специалисты, часть потока перенаправят в областную больницу. Но все равно, драгоценное и невосполнимое время будет потеряно.
