Но видно сообразив, что в данном случае возникнут определенные вопросы и к медслужбе, когда-то пропустившей, а потом упорно не замечавшей нарушение зрения, исключавшего службу в милиции, она оставила меня в кабинете одного, а сама побежала советоваться с коллегами. Вернувшись через несколько минут, стала еще злее и агрессивнее. Я понял, что она узнала, что разговаривает с бывшим врачом. «Ты предал медицину, обманул милицию и еще пытаешься здесь качать права!» – злорадно упиваясь поворотом ситуации, распаляла себя и меня уже набившими оскомину, давно потерявшими актуальность, аргументами. «Я отношусь к медицине намного порядочнее, чем вы. Раз и навсегда сменив белый халат на китель, до сих пор чту главный принцип – не навреди! А вы напялили этот халат сверху кителя! Вы – не медики, а приложение к кадровой службе. Вместо лечения и помощи, решаете судьбы сотрудников, исходя из собственных конъюнктурных и меркантильных интересов!» – я тоже перестал выбирать выражения. Потом и вовсе, пререкания скатились на личностный уровень. Я всегда старался находить в женщинах какие-то положительные стороны, не опускаться до гендерного противостояния и недостойного поведения. Но в данный момент видел перед собой не женщину, а исчадие зла в белом халате. Я кожей чувствовал неприязнь и ненависть, исходящую от нее. Она не замечала, как ярко и однозначно проявлялись они в ее высказываниях о сотрудниках милиции, и мужчинах вообще. Ее аномалия психического восприятия мужского пола проявлялась намного сильней и явственней, чем моя скрытая и безобидная цветоаномалия. Поняв, что она не сделает и шагу назад, я покинул кабинет. Узнав о случившемся, Зотов и прямые мои начальники, положительно оценили аферу многолетней давности. Им понравилась история с сокрытием нежелательного изъяна зрения и введением в заблуждение коллег от медицины. Все долго думали, перебирая варианты дальнейших действий и возможности исправить непростую ситуацию. Приказать врачам напрямую не мог ни один милицейский начальник. Лобовое давление через руководство медсанчасти могло усилить корпоративное противостояние и обернуться для меня еще более серьезными негативными последствиями. Они так же подтвердили мои догадки о причинах неадекватного отношения незамужней докторицы к молодым сотрудникам милиции. Все упиралось в ее первый неудачный сексуальный опыт в годы далекой юности. Коллективное решение предписывало мне гасить конфликт и нормализовать ситуацию на уровне истока, то есть, там, где он и начался. Они убедили меня встретиться с ней в неофициальной обстановке, демонстративно покаяться и наладить дружеские, продуктивные отношения. Скрепя сердце, я вынужден был согласиться. Встреча с цветами и конфетами результатов не дала. То ли я плохо старался, то ли ее душевная рана была глубже, чем мы предполагали, то ли уже играли какие-то другие, неизвестные нам мотивы. Несговорчивая, обиженная судьбой женщина, принципиально отказалась идти навстречу и менять свое заключение.
