Зодчий. Жизнь Николая Гумилева. Валерий Шубинский

Чтение книги онлайн.

СКАЧАТЬ что деятелей нового искусства должны связывать братские узы. До известного момента это было не так уж далеко от истины. Чувство духовного товарищества поэтов-символистов, конечно, существовало, и выражалось оно порою в формах, для современного человека странных. “Я помню, целовал его глаза (а глаза его – темные, прекрасные, подчас гениальные) неоднократно” (М. Альтман, “Разговоры с Вячеславом Ивановым”). Экзальтация, удивительная для взрослых гетеросексуальных мужчин (а Иванов, несмотря на общество “Гафиз” и прочие робкие эксперименты 1906–1907 годов, был от природы, конечно, чистейшим гетеросексуалом, как и Брюсов, о котором идет речь). Но уже к середине 1900-х стал намечаться раскол – точнее, целый комплекс расколов: между “старшими” и “младшими” символистами, между теми, кто видел в символе лишь средство передачи тонких ощущений и настроений, и теми, для кого символическая поэзия была средством мистического познания, между оккультистами и “новыми христианами”, между индивидуалистами и теми, кто мечтал о “соборном действе”. Так, в новой аранжировке, возобновлялись старые русские споры – споры сторонников “чистого” и ангажированного искусства, славянофилов и западников. Брюсов и Иванов были по большинству параметров в противоположных лагерях; после 1917-го интеллектуальный и духовный раскол дополнится политическим. В одном из тех же разговоров с Альтманом (происходивших, напомню, в 1920–1924 годы в Баку) Иванов скажет: “Еще посмотрим, что останется от Брюсова через десять лет… Он от отца лжи, он проституировал поэзию…” Почти столь же жесткие слова говорил он в эти годы Брюсову в лицо (в присутствии В. А. Мануйлова).

      Вячеслав Иванов и Вера Шварсалон, начало 1910-х

      Но пока (в 1908–1909 годы) Брюсов и хозяин Башни – соратники; разделяют их, казалось бы, лишь частности и, конечно, личное соперничество: каждый из них претендует на статус вождя русского символизма. С учетом этого любопытна явная ревность, с которой отнесся Брюсов к знакомству своего ученика с Ивановым. Гумилеву пришлось оправдываться: “Я три раза виделся с “царицей Савской” (как вы назвали Вячеслава Иванова), но в дионисийскую ересь не совратился. Ни на каких редакционных или иных собраниях, относительно которых вы меня предостерегали, не был…” – пишет он Брюсову 26 февраля 1909 года. Утопия “синтеза искусств”, священной мистерии, преображающей мир, вдохновлявшая Иванова и некоторых из его друзей – от Скрябина до Чурлениса, основывалась на по-своему интерпретированных идеях раннего Ницше, на “Рождении трагедии из духа музыки”. Но Гумилев вычитывал у своего любимого философа совсем другие вещи и интересовался другими его работами.

      По этой или по иной причине, попытки молодого поэта строить общение с Ивановым почти в таком же почтительно-ученическом духе, как с Брюсовым, были в общем и целом неудачны. Гумилев, несмотря на уже не столь юный возраст и все сильнее дававшее о себе знать честолюбие, не торопился расставаться с ученическим статусом. Но у Брюсова СКАЧАТЬ