Исповедь фаворитки. Александр Дюма

Чтение книги онлайн.

      – Но что вы будете делать с двумя или тремя сотнями фунтов ренты?

      – Попробую использовать мои таланты.

      – Будете давать уроки?

      – Почему бы и нет?

      – Уроки чего?

      – Французского или итальянского языка.

      – Вы говорите по-французски и по-итальянски?

      – Да.

      Тогда сэр Уильям обратился ко мне со словами сначала на одном, потом на другом из названных языков. Я отвечала достаточно правильно, так как он, видимо, был удовлетворен.

      – Вы еще и музыкантша, не так ли? Я вижу здесь фортепьяно и арфу.

      – Да, я играю на этих инструментах.

      – Вы не сочтете нескромным, если я попрошу вас что-нибудь сыграть?

      – Вы вправе приказывать, милорд.

      – А если, вместо того чтобы приказывать, я попрошу вас об этом?

      – В таком случае вы, может быть, будете снисходительны, если я вам спою одну вещь, очень близкую моему нынешнему душевному состоянию.

      – Пойте что вам угодно; каков бы ни был ваш выбор, я послушаю с удовольствием.

      Должна признаться, что в ту минуту я уже была не совсем чужда ухищрений кокетства. Поскольку я не могла угадать побуждений, заставивших сэра Уильяма задавать мне все эти вопросы, то не увидела в них ничего, кроме бесчувственности и эгоизма, и была возмущена жестокостью обращенной ко мне просьбы – не мог же он не понимать, каково мне петь, находясь в подобной ситуации! И уж если нельзя было отказаться, я хотела, по крайней мере, извлечь из этой своей вынужденной покорности как можно больше пользы для нашей любви.

      Призвав на помощь всю ту редкостную мимическую выразительность, какой одарила меня природа, я присела перед арфой, прислонившись к ней лбом, мои распущенные волосы разметались по плечам, пальцы, пробежав по струнам, извлекли из них несколько скорбных аккордов, и я, словно Дездемона, поникнув под бременем безутешной тоски, запела душераздирающую балладу об иве:

      На званых вечерах у сэра Гарри и у Ромни мне не однажды случалось исполнять эту балладу, полную поэтической жалобы, и всегда она имела громадный успех, но на этот раз я пела как никогда выразительно, ведь и моя душа была истерзана печалью.

      Сделав паузу между первым и вторым куплетом, я прислушалась, но не уловила даже дыхания сэра Уильяма: вся его душа была прикована к словам моей песни.

      Я продолжала:

      Тут я остановилась, как бы давая понять, что сэр Уильям уже получил достаточное доказательство моих способностей к мимической игре, пению и музицированию. Но он взмолился:

      – О, заклинаю вас, продолжайте!

      И я вновь запела: