Чтения о русской поэзии. Н. И. Калягин

Чтение книги онлайн.

СКАЧАТЬ песни сочинены такими стихами», и на какое-то время ему поверили, на какое-то время сочиненный им размер (нерифмованный четырехстопный хорей с дактилическим окончанием) воцарился в качестве «русского размера», «русского лада». Им пользовался Гнедич при переводе песен Оссиана, использовал его и молодой Пушкин. Во время Отечественной войны, когда возникла нужда в оперативной патриотической поэзии, этот размер работал:

      А Кутузов – щит отечества,

      Мышцей крепкою, высокою

      Сокрушивший тьмы и тысячи

      Колесниц, коней и всадников

      Так, как ветр великий севера

      Истребляет пруги алчные,

      Губит жабы ядовитые,

      Из гнилых болот налезшие

      И на нивах воссмердевшие…

(А. Ф. Воейков)

      Мы с вами говорили на прошлом чтении про попытки Львова в этом роде; теперь мы видим, как Карамзин (примерно в те же годы, что и Львов) пытается залатать брешь, зияющую между книжным стихотворством и народной поэзией. Неблагополучие ощущается лучшими представителями дворянской культуры задолго до выхода на проповедь первых славянофилов.

      Крупнейшим поэтом сентименталистской поры стал Иван Иванович Дмитриев. Хотя нужно сразу же оговориться, что по всем своим понятиям Дмитриев – французский классик. Эти понятия он перекладывал (и довольно удачно) на русский язык. А в сентименталисты Дмитриев попал за компанию с Kapaмзиным, которому был дальним родственником и близким, доверенным другом. Именно Карамзину, хоть он и был младше Дмитриева шестью годами, принадлежала в этом творческом союзе роль лидера и идеолога.

      Карамзину же принадлежит и широкоизвестная стихотворная надпись к портрету Дмитриева:

      Министр, поэт и друг: я все тремя словами

      Об нем для похвалы и зависти сказал.

      Прибавлю, что чинов и рифм он не искал,

      Но рифмы и чины к нему летели сами.

      Действительно, Дмитриев был крупным государственным деятелем, заслуги его перед русской словесностью тоже крупны и бесспорны.

      Я уже говорил о том, что ландшафт русского литературного языка в ХVIII столетии резко контрастен: лесные массивы (народная речь), монастырские угодья (церковно-славянский язык), котлованы и пустыри с грудами строительного мусора (варваризмы) – вот на этой основе и был создан в следующем веке прекрасный сад нашей классической литературы. А пока что требовалась черновая, подготовительная работа: вырубить лес, озеленить пустырь, переделать келейный корпус и звонницу в павильон Трех Граций… Ломоносов создал теорию, оставил блестящие образцы новой поэзии – требовалось запустить эти образцы в массовое производство, требовалось поднять средний уровень версификации. Над разработкой литературного языка и трудились два поколения русских поэтов в ХVIII столетии. Только Державин мог распоряжаться этим необъезженным языком по своей воле, гнал стих через рвы и ухабы, оставляя соперников далеко позади, – зато и дров в этой скачке было им наломано немало. Еще в начале XIX века Херасков, патриарх московского Парнаса, выступает перед молодыми поэтами с программным требованием гладкости стиха. СКАЧАТЬ