Смерть никто не считает. Александр Анатольевич Лепещенко

Чтение книги онлайн.

      – И вовсе не зябко, правда? – спросила Илона, всматриваясь в его голубые и весёлые глаза.

      – Правда… Я тоже буду любить тебя, – твёрдо сказал он.

      Ни Широкорад, ни Радонов поначалу не постигали того, что с их другом стряслось: таким расхристанным, как в тот вечер, они его никогда прежде не видели. И потому с тревогой вопрошали: «Что, Вань? Что? Где болит?»

      – Весело бить вас, медведи почтенные, – улыбался Первоиванушкин и стряхивал снег с фуражки.

      – Нет, ты объясни! – ярился Радонов.

      – Что тебе, Вадик, объяснить? Люблю я, понял?

      – Ха, любит! Любишь? Илону? Ну, ты краб черноморский… А я-то не возьму в толк, что же ты фуражку в такой хлад напялил… Да ещё и неуставную…

      – А Илонка?

      – Всё взаимно, Саш, – радостно отвечал другу Иван Сергеевич.

      – Надеюсь, – скрипел доктор, – хоть о глазах её промолчишь… Круглые да карие, горячие до гари…

      – Промолчу, Вадик, промолчу, милый.

      – Промычу, – не унимался Радонов.

      – А знаешь, от избытка чувств так и сделаю…

      И Первоиванушкин не соврал. А тут междометие подняли ещё и друзья. Вскоре мычали уже вместе – радовались по-братски.

      Так у этих троих и завелось с самого начала, что после целодневной работы они собирались вместе и говорили обо всём без утайки: «обретали одно из высших человеческих достояний – никогда и ни в чём не лгать».

      Голос Радонова рокотал, как орган.

      И Широкораду с Первоиванушкиным приходилось, что называется, регулировать громкость. Особенно когда «в повестке заседания значились очередные решения партии и правительства». В такие мгновения Вадим был страшен. Это словно его изобразил талантливый современник: «Тяжёлый взгляд римского легионера, марширующего в первых шеренгах несгибаемого легиона. Доспехи, белый, отороченный мехом италийского пурпурного волка плащ. Шлем окроплён вечерней росой, медные и золотые застёжки там и здесь – затуманены, но лучи бивуачных костров, пылающих по сторонам Аппиевой дороги, всё же заставляют сверкать и латы, и шлем, и застёжки».

      …В каюте Широкорада рокотало, гремело «латами и шлемами».

      Радонов по обыкновению двигал на столике у Александра Ивановича портреты его жены и трёхлетней дочки в дубовых рамках, и говорил:

      – Вникни, Сань! Я тут недавно предложил Ивану вызвать Базеля на дуэль… Или, на худой конец, вытащить с нашей подлодки за бородёнку, за мочалку… Как мой кумир Митя Карамазов вытащил из трактира отставного штабс-капитана Снегирёва…

      – И что с дуэлью? – Широкорад покосился на Первоиванушкина. – Перчатка, надеюсь, брошена?

      – Разумеется, нет, – взвился доктор. – Ведь наш Ваня жалостлив очень. А ты, Александр Иваныч, пожалел бы?

      – Кого? Базеля? Снегирёва?

      – Разницы нет.

      В серых глазах Широкорада вдруг словно сверкнули СКАЧАТЬ