Плавучий мост. Журнал поэзии. №1/2020. Коллектив авторов

Чтение книги онлайн.

      Человек тоскует по собаке.

      То и есть та самая тоска:

      Слышится, как будто паки, паки —

      ближний лай из дальнего леска.

      Человек глядит на юго-запад,

      видит там коричневый закат.

      А слезоточивый песий запах

      не уходит никогда, никак.

      Может быть, пора угомониться,

      и наступит в целом благодать.

      Ты жива ещё, моя мопсица?

      Трудно с расстояньем совладать.

      Но помеха ль сотня километров

      нам для волевого марш-броска?

      Заиграйте на рояле «Petroff»,

      чтобы враз покинула тоска!

      Ты стареешь. Но всё ж не очень.

      А собака – стареет быстро.

      Увядает от ночи к ночи,

      как карьера премьер-министра.

      Отвисают у пёски ушки,

      как тесёмки у старой шапки,

      льнет седая башка к подушке,

      не вмещаются лапки в тапки.

      Окликаешь зверька из бездны

      и моргаешь на мониторе,

      но старания безполезны —

      даже если полезно горе.

      Понапрасну твой голос дышит,

      ничего у тебя не выйдет:

      даже если собака слышит,

      то мерцаний твоих – не видит

      в нетех тщетного интернета.

      Кроток сфинкс у камней Хеопса.

      Нет на свете грустней портрета —

      носогубные складки мопса.

      Человечек – собачья обличка – нас на здешней земле посетил.

      Притулился, душа-невеличка, погрустил, подышал, отпустил.

      Где ты, Сонька, родная мопсонька, где теперь твои машут крыла?

      Что ж так мало, столь кратко-тихонько ты меж нас пожила-побыла?

      Говорят, у преддверия Рая ты нас встретишь в положенный срок,

      подбежишь, золотая, играя, и с собой поведешь за порог.

      А покуда – с тревогой незрячих, в непонятке, нахлынувшей враз,

      помним глубь человечьих собачьих понимающих преданных глаз.

      И когда мы гребём, заметая по углам ежедневную персть,

      к нам слетает, летит золотая, золотая собакина шерсть.

      В неделю первую Поста

      была еда моя проста,

      да – тяжек ум. Хотя в капели,

      слетавшей с синего холста,

      я слыхом слышал Те уста,

      что говорили или пели.

      В неделю первую Поста

      была душа моя чиста

      и по отцу сороковины

      справляла. И, неся свой крест,

      сквозь слезы видела окрест

      свои ж безчисленные вины.

      Не досчитавши до полста,

      я список лет прочел с листа,

      и, ужаснувшись, благодарен:

      у Гефсиманского куста

      мне тоже Чаша – непуста,

      напиток огненный – нектарен.