Алиса Коонен: «Моя стихия – большие внутренние волненья». Дневники. 1904–1950. Алиса Коонен

Чтение книги онлайн.

…были у «Фанни» на новоселье. – Кавычки у имени обусловлены тем, что речь, вероятно, идет о педагоге по вокалу в Школе МХТ и в классах пения театра – Татариновой (урожд. Бергман) Фанни (Фаине) Карловне (1864–1923). По семейным обстоятельствам Ф. К. Татаринова была вынуждена отказаться от карьеры оперной певицы и поселиться в Ялте, где в 1900 г. и произошло ее сближение с МХТ. В 1905 г. лишилась состояния, покинула Крым и была приглашена в 1907 г. в МХТ как педагог по вокалу, где работала до конца жизни. Возможно, об этом переезде и новоселье и идет речь. В мемуарах А. Г. Коонен говорится, что метод преподавания Татариновой она не признавала, да и человеческие отношения между ними сложились не лучшие: «Заключался этот метод в том, что мы должны были петь гаммы и все упражнения на букву „у“. Это „уканье“, как мы скоро стали называть уроки пения, оказалось невероятно унылым и в то же время очень смешило нас. Особенно забавно было смотреть, как тянули гаммы наши мальчики, старательно выпячивая губы; вместо пения у них получался какой-то жалобный вой, который был слышен во всех углах театра. <…> Решив, что „уканье“ ничего мне дать не может, я под всевозможными предлогами стала пропускать занятия. „Уканье“ вообще не пользовалось успехом у учеников и плохо посещалось» (Коонен А. Г. Страницы жизни. С. 42). По поводу метода Ф. К. Татариновой можно найти уточнения в мемуарах А. А. Мгеброва, утверждавшего, что регулярно занималась с учениками Школы МХТ только она одна: «Система Фанни Карловны заключалась в том, что она выбирала из регистра вашего голоса две-три средние ноты и, ежедневно в пределах только этих двух-трех нот, путем вокальной установки звука преимущественно на букву „У“, таким образом и ставила голос…» (Мгебров А. А. Жизнь в театре: В 2 т. М.; Л.: Academia, 1929. Т. 1. С. 217). По поводу способностей А. Г. Коонен в «Материалах о занятиях учащихся курсов по сольному пению», учебных журналах, которые вела Ф. К. Татаринова, записано: «Коонен с музыкой знакома, брала уроки пения. Голос вибрирует, но достаточно красивый, хотя очень неровный; звук производит разно, стараясь вызвать кантилену на не поставленных нотах при неразвитом дыхании, которое у ученицы очень слабое. Перед каждой нотой откашливается. Занимается с большой недоверчивостью, по-видимому, боится потерять свою кантилену, которую необходимо оставить, пока не окрепнет звук на правильном дыхании. Уроков не посещает, ссылаясь на нездоровье. Убеждения в необходимости для ее голоса и дыхания занятий не подействовали. Взяла всего 19 уроков. 13/IV экзаменовалась только в силу требования дирекции; очень волновалась» (ГЦТМ им. А. А. Бахрушина. РО. Ф. 540. Ед. хр. 32. Л. 17), в конце записи речь про экзамен 13 апреля 1907 г.

Сейчас вот вспомнила, как я в первый раз увидала В. На «Грузинском вечере». Он читал — «Старый звонарь» Короленко. Я помню, меня больше всего поразили его колени…<…> Тонкие сухие ноги — и коленки — я их никогда не забуду… – Если сравнить эту дневниковую запись с фрагментом воспоминаний, посвященным качаловскому чтению, то можно не только найти фактическое несоответствие («Грузинский вечер» или Собиновский концерт), но и получить представление о том, как создаются мемуары: «…однажды брат принес домой контрамарки в Дворянское собрание на собиновский концерт. Ежегодные концерты, которые Собинов устраивал в пользу недостаточных студентов, пользовались в то время большой популярностью, принимать в них участие считали своим долгом все знаменитости. Участвовал в концерте и Качалов. Он вышел на эстраду своим размашистым шагом, сел за стол, раскрыл книгу, снял пенсне и довольно долго протирал его. Глаза его близоруко щурились. Я обратила внимание на очень острые, худые коленки и почему-то сразу решила: „Ничего особенного“. Но вот Василий Иванович стал читать „Старого звонаря“ Короленко, и скепсис мой исчез. Необыкновенное обаяние его голоса заворожило меня» (Коонен А. Г. Страницы жизни. С. 21).