Аналогичный мир. Том третий. Дорога без возврата. Татьяна Николаевна Зубачева

Чтение книги онлайн.

      Жариков ещё раз посмотрел на Чака. Лицо уже спокойно, тело расслаблено. Да, всё-таки реакция.

      – Пусть спит. Не буди ни под каким видом.

      Арчи понимающе закивал.

      – А как же. Всё сделаю.

      Они вышли из палаты, бесшумно прикрыв за собой дверь.

      – К Гэбу зайдёте, Иван Дормидонтович?

      Жариков кивнул. Арчи ловко открыл перед ним дверь палаты Гэба, оставшись в коридоре. Лежавший навзничь Гэб медленно повернул голову.

      – Здравствуйте, Гэб. Как вы себя чувствуете?

      – Здравствуйте, сэр. Спасибо, сэр, хорошо.

      Он говорил медленно, сохраняя на лице равнодушно отчуждённое выражение. Жариков переставил стул и сел так, чтобы Гэбу было удобнее смотреть на него, вернее, чтобы было неудобно отворачиваться. Если Чака переполняет ненависть к окружающему миру, то Гэба – равнодушие. Мир, люди, независимо от расы, ему глубоко безразличны. Он всё принимает, ни с чем не споря. Что бы ни творилось вокруг, он в своём мире.

      – Боли беспокоят?

      – Мне ничего не болит, сэр.

      Жариков кивнул. Да, это стандартно. Стремление избежать отрицательного ответа, потому что белому не говорят «нет». Вошло в автоматизм.

      – До Грина вы скольких хозяев сменили?

      – Их было много, сэр, – и по-прежнему вялым, равнодушным тоном: – Меня часто продавали, сэр.

      Жариков улыбнулся. В завуалированной форме, но поправил. Что не он хозяев менял, а его продавали. Так что не так уж глубока твоя депрессия, Гэб. И это очень уж даже не плохо.

      – Расскажите мне, Гэб.

      – Что? Что вы хотите услышать, сэр?

      – Всё равно, – улыбнулся Жариков. – Рассказывайте, что хотите.

      – О… Грине?

      – Как хотите.

      – Хорошо, сэр, – Гэб вздохнул и заговорил тем же ровным монотонным голосом, глядя в потолок. – Я был дворовым, сэр. Работал на огороде и в саду. Когда собирали ягоды, нам заклеивали рты. Лейкопластырем. И я нарочно давил ягоды. Они спелые, чуть сильнее сожмёшь, мажутся. Надзиратель ударил меня, и я упал. Прямо на уже собранное и много подавил. И его ногами подсёк. Так что он тоже упал. Меня выпороли. И продали. Грину. Я не знаю, зачем он тогда приехал, но он увидел меня и купил. Он не ломал меня. По-настоящему. Я его сразу признал. А потом… потом меня на тренировке сильно избили, и он не разрешил меня добить. И на Пустырь не отвёз. А мне ведь ноги повредили. Обе. А он меня оставил. Меня лечили, я долго лежал. И уже тогда я дал ему клятву. И, когда ходить начал, он меня в поездки стал брать. С собой. И там на него один полез. С ножом. Я его уделал. Насмерть. А тот белый. Меня в полицию забрали. Били сильно. И он меня опять… выкупил он меня. Я думаю, сэр, он это специально подстроил тогда. С полицией. Чтобы у меня ненависти было больше.

      – Вы сейчас так думаете?

      – Не знаю, – из-под маски равнодушия вдруг проступило детское бесхитростное удивление. – Нет, наверное. Нет, сэр. Когда он нас продал, и клятву нашу передал, мы все тогда поняли. Его забота была обманом, сэр. СКАЧАТЬ