Падение. Анне Провост

Чтение книги онлайн.

      – Она могла погибнуть, – повторяю я.

      Из палаты выходит другая медсестра. Она повыше ростом, форма на ней не белая, а голубая. Волосы стянуты в узел на затылке, на ногах такие же сабо, как у первой, в руках небольшой поднос. Она подходит к нам. Поначалу она вроде бы не замечает меня, но потом глядит мне прямо в глаза и спрашивает:

      – А ты разве не тот парень, что?..

      Первая медсестра, в белом, смотрит на меня так, будто ветер внезапно переменился, и вот она меня учуяла.

      – Точно! – восклицает она. – Я твою фотографию в газете видела. Никакой ты не двоюродный брат! Ты ее парень… Лукас Бень, верно?

      Она хватает меня за руку и жмет ее.

      – Ее, конечно, мучают фантомные боли, – сообщает она почти шепотом, словно в этом есть что-то неприличное. – Знаешь, когда ноги больше нет, но постоянная боль в суставах. Это все перерезанные нервы. Они продолжают передавать сигналы в мозг, а мозг-то, понятное дело, не знает, что ступня… отпилена, – на последнем слове она спотыкается.

      Высокая медсестра опускает глаза, но тут же словно вспоминает что-то важное:

      – Вообще-то ты пораньше должен был прийти, я считаю. Сколько прошло времени? Недели три-четыре?

      Белая кивает. Внезапно они начинают говорить быстро и наперебой, их голоса становятся все пронзительнее.

      – Она без конца у всех спрашивала, как именно это произошло.

      – Все, что она про тебя знала, она узнала из газет. Она так часто о тебе спрашивала!

      – Полицейские – те тоже рассказали ей только факты, официальную версию, но Кейтлин, понятное дело, хотелось большего.

      – Она тебе не звонила? Она каждое утро собиралась тебе позвонить, но, когда давали линию, говорила, что уже не нужно.

      – У нее в голове вообще была каша. Когда пришли из пожарной инспекции и сообщили, что тебя хотят наградить, она целый день ничего не ела.

      Слушать их выше моих сил. Их голоса эхом отскакивают от кафельных стен, слов не разобрать. Вдобавок у меня в ушах снова что-то воет. Я заглядываю в палату: все понятно – там крутят боевик, Шварценеггер с ревущим мотором несется по дрожащему асфальту. В кадре то его сжатые челюсти, то ступня на педали газа. Мне ведь нужно задать один вопрос, вспоминаю я.

      – А ступня? – спрашиваю, дождавшись паузы. – Ее левая ступня? Что с ней сделали?

      Они так таращатся, будто у меня из носа свисает какая-то пакость.

      Первой дар речи обретает медсестра в голубом.

      – Ну что делают с подобными вещами? Если это не обычная ампутация, а авария или что-то в этом роде – передают в полицию на расследование. А потом сжигают.

      – В больничной печи. Как и пробы крови, тканей и всякое такое, – добавляет белая.

      – Сжигают?! – вскрикиваю я.

      И тут же понимаю, что кричать здесь не полагается. Но немудрено, что я не сдержался. Ее ступню бросили в огонь! А я ведь сделал все, чтобы нога не загорелась!