Восстания на Невский. На Жуковской улице было перегорожено, бомба попала в мостовую перед больницей. Вышли на Невский, затем к Красниковым. Оттуда прошли до Думы. Там большие разрушения. Бомба попала возле колонки. В здании все окна зияют. В гостинице окна также выбиты, но уже аккуратно забиты. Мы подходили к Михайловской, как завыла сирена. Перешли на другую сторону, и пробродив по галереям Гостиного двора, мы наконец забрались в бомбоубежище во дворе. Вскоре был отбой. Мы вышли, зашли в магазин напротив Думы, вышли и опять тревога. Сидели в том же бомбоубежище. После отбоя ждали 5-ку на Михайловской, не дождались и пришли пешком домой в дом №3. Там все было по-прежнему. Котя сидел за небольшим столиком и писал списки. Мама согрела на спирали всем по банке воды и сделала какао. Я выпил две чашечки с кусочком хлеба. После этого пили какао мама потом папа. Я сидел и читал. Потом Котя пошел узнать, что делается дома. Он долго не возвращался, папа уже собрался сам пойти посмотреть, когда он пришел и сообщил, что работы еще не начинались, рабочие ждут начальника и пока можно входить в дом. Мы с мамой вернулись домой, мама разогрела мне полную сковородку пшеничной каши ( вместо обеда и ужина, т.к. мы были уверены, что придется остаться ночевать в доме № 3, а там греть кашу негде). Когда я съел всю сковородку каши, разогретой с большим количеством кокосового масла (как в прежние времена) мы вернулись в дом №3 и все расселись. Бабушка и мама с газетой, я с папой. Около 6-ти ч. пришел Котя и сообщил, что только что звонил по телефону и узнал, что сегодня работы по обезвреживанию бомбы производится, не будут и можно ночевать дома. Мы взяли тюки и перенесли домой. На улице уже стемнело. Мы вслепую поднялись по темной лестнице. Перетащив все вещи, поставили чайник. Бабушка сварила кастрюлю рисовой каши. И дала каждому по блюдечку. Когда горячая каша была разложена по блюдцам и сварено какао, завыла сирена. Около 7-30 ч. мы спешно доели кашу, оделись. Послышались отдаленные выстрелы. Мы с мамой взяли складной стул и сошли. Постучались к Лалло. Мы думали, что нам никто не откроет, т.к. почти никто на ночь в дом не вернулся. Но нас впустили. Сошли еще двое (мать и сын) из 9-го номера. Тревога была совсем тихая и короткая. После отбоя мы поднялись. Бабушка сидела в спальне и читала газету. Я подсел к ней. Около 9-ти ч. опять сирена. Мы с мамой сошли к Лалло. Началась стрельба. По лестнице спустились бабушка и папа. Тревога длилась до 10-30 ч., изредка слышались выстрелы, но содроганий не было, и я дремал в кресле. После отбоя поднялись. Я сел писать дневник, и около 12-ти все улеглись. Ночь прошла спокойно.
17 ноября
Меня разбудили в 7-20 ч. Я лежал в постели и долго с ужасом думал о предстоящем вставании. Наконец собрав всю силу воли, скинул одеяло и стал мыться. В комнате было холодно. Холод действовал на меня угнетающе, я стал нервничать и чуть не расплакался. По ночам мне грезятся свежие белые булки и горячие, жирные свиные отбивные. Мечты о них заставляют течь слюнки и вызывают безотрадную и безвыходную тоску. Я все чаще и чаще, стараюсь забыть ужасную, безнадежную действительность,
СКАЧАТЬ
