розовое небо, принимающее в отблесках кремовый цвет. Отражение движется, расплывается в оконных рамах, как вода под натиском течения. Мой взгляд переводится на небо: оно пустое и безжизненное, раскрашенное, как фотоснимок. Меня снова направляют к окнам. Отражение начинает бурлить, разжигаться, выпадами перебегает с верха вниз. На глазах, отражающийся пейзаж превращается в вулканическое месиво, стреляющее по сторонам, как угольки в костре. Но я не слышу ни стрельбы, ни звука ветра. Я ничего не слышу. Мне давно не по силам менять алгоритм. Я кукла в руках кукловода. Персонаж игры или мультика, который имеет право существовать, пока на него смотрят. Вдруг, в бурлящих окнах, начинают прорисовываться человеческие фигурки. Один за одним люди с криком торжества, с матершинной бранью вылезают из оконных рам. Кто в тёплых зимних куртках, кто в летних шортах, они расхаживают по улице вокруг меня, тычут в меня пальцами, громко смеются над памятником, пьют, целуются, бьют бутылки, ругаются. Из травы, как надувной батут, выскакивают палатки с едой, тиром, игрушками. Палатки бурно выстроились по обе стороны от памятника. Не успел я опомниться, как улица забилась людьми, толпами, осаждающими палатки, бутылки спиртного. Продавцы громко созывают толпу. Площадь покрылась жесточайшим ором. Люди ругаются, смеются, пьют, жрут, чуть подальше от меня, дерутся. Я отчётливо слышу удары кулаков. Дети осаждают палатки с игрушками: один мальчик схватил мягкого голубого слоника и убежал, затерявшись в толпе. Продавцы орут, просят, умоляют не воровать, но толпа ничего не слышит из-за общего смеха. Возле меня проходят мамаши с колясками, рядом их грязные грубые мужья. Мамаши тычут в меня пальцами, их дети, чистые младенцы, норовят плюнуть в мою сторону. Мужики, выпучив голое пузо, по которому скатывается жир жаренного мяса, бросают в мою сторону бычки сигарет. Но бычки останавливаются, словно ударяются о стеклянный купол. Я слышу общее чавканье. Мне не страшно, мне противно. Я вижу, как одна парочка, скинув все вещи с прилавка, принялась заниматься сексом. Молодой парень грубо насилует девушку, а она кричит: «Ещё! Ещё!». Во круг них собрались активные зрители: кто-то встал в очередь, кто-то спустил штаны и начал мастурбировать, кто-то, выставив передом коляску с младенцем, наблюдает жадными глазами. И все зрители кричат: «Давай! Оттрахай её! Ещё! Ещё!». В сине-зелёную женщину пускают бутылки, дети, с вымазанными в шоколаде и кетчупе губами, бросают в неё коробки сока, камушки, мамаши метятся полными подгузниками. Я ощущаю стыд и отвращение – прохожие продолжают смеяться надо мной, тыча в мою сторону жирными пальцами. Но я не двигаюсь с места. Я не могу даже подумать этого. Мой взгляд до сих пор управляем, моё тело больше не моё: оно приковано к месту, в ожидании кукловода. Во мне разгорается злоба и паника, но это не мои чувства, кто-то из вне, совсем далёкий, поджигает мой фитиль. Неожиданно для меня, как гроза, оглушающее приветствие остановило жрущую толпу. Я обернулся и увидел в нескольких метрах от себя большую сцену, освещённую нескольким десятом прожекторов. В глянцевитом фиолетовом свете был
СКАЧАТЬ
