Девочка из Морбакки: Записки ребенка. Дневник Сельмы Оттилии Ловисы Лагерлёф. Сельма Лагерлёф

Чтение книги онлайн.

      Затем тетушка ходит червонным валетом, я крою дамой, дяде Вакенфельдту даму крыть нечем, он сбрасывает фоску, так что вроде бы взятка будет моей.

      В этот миг мне кажется, я спасена. Сейчас разыграю свои пики и бубновый туз и возьму желанные семь взяток.

      Но тут Даниэль, прежде чем положить свою карту, оборачивается к дяде Вакенфельдту:

      – Почему вы, дядюшка, не побьете Сельмину даму? У вас же на руках король.

      Дядя Вакенфельдт подносит карты к глазам, рассматривает сквозь большие выпуклые очки.

      – Верно, голубчик, есть у меня король, хоть я его и прозевал, – говорит он. – Однако ж карте место.

      – Да нет же, – возражает Даниэль. – Вы, дядюшка, имеете право взять ее назад, вы ведь не разглядели.

      Конечно, я понимаю, Даниэль поступает правильно, предлагая дядюшке взять карту обратно. Но мне так хочется выиграть, что я не могу согласиться с братом.

      – Ты что, не слышишь, дядюшка сказал: карте место! – говорю я.

      Но Даниэль пропускает мои слова мимо ушей.

      – Давайте сюда короля, дядюшка! – говорит он, протягивая ему фоску, которой он пошел сперва.

      Дядя Вакенфельдт ходит королем. Даниэль – червонной фоской, и взятка уходит к противникам. Теперь у них семь взяток, и у меня нет уже никакой возможности взять леве[10].

      Тетушка Ловиса протягивает руку, хочет забрать со стола четыре червонные карты, и тут у меня лопается терпение. Я швыряю оставшиеся карты на стол.

      – Больше я не играю! – кричу я, вскакивая на ноги. – Потому что так нечестно!

      Я вне себя. Прямо киплю от злости. Дядя Вакенфельдт кажется мне сущим негодяем и шулером, так приятно швырнуть карты на стол и сказать ему все, что думаю. И Даниэль ничуть не лучше его. Порядочному человеку играть с ними в карты никак нельзя.

      Однако в Морбакке не привыкли, чтобы кто-то швырял карты на стол и кричал, что другие играют нечестно, поэтому возникает жуткий переполох. Маменька, которая сидела с Анной и Гердой за другим столом, разгадывала шараду, немедля встает и идет ко мне. А я бегу к ней.

      – Маменька, они жульничают! – кричу я, обнимаю ее и разражаюсь рыданиями.

      Маменька не говорит ни слова – ни в мою защиту, ни мне в упрек. Лишь крепко берет меня за запястье и выводит из столовой. Ведет через переднюю, вверх по чердачной лестнице и в детскую. Я не перестаю рыдать и выкрикивать:

      – Они жульничали, маменька, жульничали!

      Но маменька молчит.

      В детской она зажигает свечу и начинает разбирать мою постель.

      – Раздевайся и ложись! – говорит она.

      Однако ж я сперва сажусь на стул, всхлипываю и опять кричу:

      – Дядя Вакенфельдт жульничал!

      А когда я снова повторяю эти слова, происходит кое-что странное. Мои глаза как бы переворачиваются. Смотрят не наружу, в детскую, как раньше, СКАЧАТЬ