было швов. Постепенное разоблачение уже необязательно. Можно просто остановиться, снять то, что требуется снять, и продолжить. Он стаскивает боксеры через напряженный член и отбрасывает их в сторону. Поскольку это ночь для нее, он тут же снова ныряет обратно, как выясняется, еще до того, как Ребекка успела снять носки – она смеется. Он снова лижет ее лобок, пощипывает кончиками пальцев правый сосок. Стоп-кадр: вот они, голые (не считая ее носков, старых белых хлопковых носков, слегка пожелтевших на пятках, нужно купить новые). Она крепко сжимает ногами его голову, он, целуя, продвигается все ближе и ближе к вершине перевернутого треугольника. И вот он у цели, тут его не собьешь, про клитор он знает все, и это эротично: его ястребиная точность, ее экстаз, и – это уже слишком – нет, этого никогда не бывает слишком… Ее бедра обмякают, ноги тяжелее ложатся ему на плечи, “о-о-о-о-о”, шепчет она. Он чувствует ее запах, немножко напоминающий запах сырых креветок; именно в такие минуты он сильнее всего любит ее тело, оно его восхищает и даже слегка пугает; не исключено, что она испытывает нечто подобное к его фаллосу, хотя они никогда этого не обсуждали. Может быть, зря, но теперь уже момент упущен, не так ли? Он ведет ее к разрядке, пощипывая сосок большим и указательным пальцами, лаская клитор. Неотступно, неотступно, он знает (просто знает), что сейчас нельзя останавливаться, что важно, чтобы она почувствовала, что его язык, губы, пальцы найдут ее несмотря ни на что. Именно это (и кто знает, что еще) заставляет ее пройти весь путь до конца, именно это чувство, что ей некуда деться, что уже слишком поздно, сопротивление бесполезно, обратно дороги нет. Ее “о-о-о-о-о” становится громче. Это уже не шепот, она на финишной прямой, это всегда срабатывает (бывало ли так, чтобы она притворялась? Пожалуй, лучше не знать). Сегодня он доведет ее до конца именно таким способом – на более традиционный секс у них обоих просто нет сил, а потом она позаботится о нем, она тоже большой специалист по этой части; они оба все ближе и ближе к разрядке, а потом можно уснуть, а потом будет воскресенье.
У них живут две кошки: Люси и Берлин.
Что?
А, это был сон. Где он? В спальне. У себя дома. Рядом мирно посапывает Ребекка.
3.10. Он знает, что это значит. Роковое время. Он осторожно вылезает из кровати. Теперь ему не уснуть как минимум до пяти.
Он прикрывает дверь в спальню, идет на кухню, наливает себе водки (нет, он не чувствует разницы между этой, из их холодильника, и той дорогущей, привезенной контрабандой с Горного Урала, которой угощала их Елена Петрова). Вот он, абсолютно голый мужчина, пьет водку из бокала для сока. На своей кухне. Это его дом. Он идет в ванную за голубой таблеткой, потом забредает в гостиную, вернее в ту часть лофта, которую они так называют, потому что, по сути дела, все это одна большая комната, в которой они выгородили ванную и две спальни.
Считается, что это классное место. Они успели купить его до того, как рынок окончательно спятил. Им повезло. Так считается.
